— Пока что будешь — маленькая, раз ни Инга, ни Василиса тебя не устраивает.
Мне захотелось запустить в него чем-то тяжелым, но в этот момент он сказал нечто такое, от чего у меня все внутри задрожало.
— Я сделал яичницу, глазунью с колбасой. Как ты любишь и сладкий чай с малиной, три ложки сахара. Всегда удивлялся, как у тебя до сих пор попа не слиплась.
Ушел, а я так и осталась смотреть ему вслед. Это что он только что сказал? Нет, мне не послышалось? Да, я любила яичницу глазунью, я обожала чай с малиной, очень сладкий чай. Но это было в другой жизни, когда я еще не сидела на всяких здоровых диетах и не заботилась о фигуре. Это было восемь лет назад. Когда я жила с ним и по выходным Артур кормил меня завтраком. Не забыл. Не забыл, черт его раздери, а говорил, что не помнил, как я выгляжу. Почему это упоминание вызвало странное чувство ностальгии и тоски. Тоски по нему, по той любви. Я тогда была счастлива. Это были самые лучшие дни в моей жизни. Слезы навернулись мне на глаза.
Артур вернулся с подносом в руках, и я отвернулась к стене, не хотела, чтобы он заметил, как блестят мои глаза.
— Плачешь?
— С чего бы это? — огрызнулась я.
Он поставил поднос на столик.
— Зачем? — спросила я уже спокойней.
— Так, вспомнилось. Старые добрые времена.
Он посмотрел мне в глаза, и я снова отвернулась. Меня не нужно жалеть и вину свою он этим никогда не загладит. Во мне закипала злость, при том стремительно, как цунами.
— Поешь. Если что надо — зови. Я в зале.
Я швырнула поднос ему в след и истерически заорала:
— Зачем тебе это все? Зачем? Хочешь заделаться хорошим? Так со мной не получится! Я насквозь тебя вижу! Хочешь, чтобы акции вернула? В чем подвох, Артур?
Он резко вернулся обратно и сгреб меня в охапку не давая пошевелиться. Я вырывалась, отбивалась, пыталась царапаться, а он придавил меня к себе и вдруг прошептал:
— Захотелось вспомнить, как было раньше. Захотелось вернуться туда, назад, к тебе.
Я пнула его еще сильнее.
— Поздно вспомнил, тебе не кажется?
Он вдруг обхватил мое лицо ладонями.
— Да, маленькая, поздно, очень поздно. Я знаю. Все слишком поздно, только ничего не могу с собой поделать.
В двери постучались, и Артур выпустил меня из рук.
— Это медсестра. Ложись. Потом поговорим. Пойду, уберу здесь, и приготовлю тебе завтрак еще раз, и только попробуй не съесть, мое терпение не безгранично. Накормлю насильно.
— К черту тебя, твой завтрак и твою медсестру.
Артур повернулся, снова улыбаясь, только зрачки сузились.
— Прогонишь Соню — сам уколы делать буду. Так что хорошо подумай, прежде чем сделаешь ошибку. Я не шучу.