С волнением ждут рассказа и немые свидетели жизни людей. Шкаф с посудой замер. Пузатый телевизор на тумбочке притих в ожидании новостей.
— Это бой. Это я виноват. Не рассчитал. — Дэн готов повиниться в содеянном.
— Я с тобой посижу, Даня. Вдруг плохо будет или что понадобится. Что-нибудь подать? — Сам все расскажешь. Сам не выдержишь.
— Принеси водички, пожалуйста.
Максим побежал на кухню, налил стакан воды, вернулся. Отдал воду другу.
После тог, как сын ушел, Мария Петровна помыла посуду, посидела возле стола. Мысли путались в голове. Ее маленького мальчика могли убить. Если вчера мысли об опасности можно было гнать от себя, сегодня они стали реальностью. В любую из ночей она может потерять его. Тяжело поднялась, что бы отправиться на работу. Дорогу она не видела, шла, как слепая.
Аркадий Аркадиевич был на работе. Привык приходить рано. Когда Мария Петровна зашла в кабинет, он тотчас отметил бледность и подавленность Марии.
— Мария Петровна, вам не здоровится? — Аркадий Аркадьевич помог ей сесть.
Она сидела, тяжело опираясь на стол. Молчала.
— Мария Петровна, голубушка, на вас лица нет. Вы заболели?
Мария Петровна тихо произнесла:
— Даньку… Даньку ранили, — всхлипнула она.
— Что?! Как ранили Даньку?! Где? Как это произошло? — Засуетился Аркадий Аркадьевич.
— Ранили его, — Мария всхлипнула. — Я не знаю, как. Он нечего не рассказывал.
— А где он сейчас? — В какой больнице, в каком он состоянии.
— Он ушел в школу. На уроки. — Мария развела руками. Сама не понимала, почему отпустила сына. Уступила Даньке.
— И вы его отпустили, Мария Петровна?
— Он упрямый. Сказал, что пойдет в школу. Не будет прогуливать. — Ей надо было настоять, заставить Даню остаться дома. Не смогла.
— Рана тяжелая? — Спрашивал Аркадий Аркадьевич.
— Его этой, шпагой прокололи. — Мария с содроганием вспоминает, что увидела утром. Окровавленная тряпка, швы на теле мальчика.
— Как проколи? Насквозь? — Трудно представить, что человек с такой раной может куда-то пойти. Не укладывается в голове такое несчастье.
— Нет. В грудь воткнули. — Невольно прижала руки к своей груди.
— А потом? — обычному человеку сложно представить раны, полученные в бою.
— Его какой-то плотник иголкой зашил. Ну, швы наложил. — Мария вздохнула. Примитивный уровень медицины пугал.
— Плотник? — Какая-то путаница. Обычного плотника не допустят врачевать.
Музейные экспонаты на полках могли припомнить дела и более странные. В отдаленные времена раны перевязывали женщины и старики. Никто не спрашивал наличия соответствующего удостоверения. Любая помощь ценилась.