— Мотаешься по свету, деньгу, наверно, приличную зашибаешь.
— Не всё деньгами меряется. Что меня тянет в тайгу комаров кормить, сам не знаю. Одно точно — не деньги.
— И всё–таки, если не коммерческая тайна, сколько зарабатывают буровики в твоей бригаде?
— Не секрет. Полторы штуки баксов.
— Ого!
— Для кого: «Ого!». А для нас копейки. Половина денег на билеты, на пропитание уходит. Раньше–то на самолётах бесплатно мы летали. Теперь свои денежки выкладываем. А что семьям остаётся? Гроши! Скажи честно: ты бы стал месить грязь на болоте, где не продохнуть от комарья, за двадцать тысяч нынешних деревянных рублей, сжираемых инфляцией?
Я неопределённо пожал плечами.
— Вот–вот… Работяги в бригаде, которые пришли заработать, часто меняются. Не каждому по нутру за эти копейки кормить гнус, выдёргивать из себя клещей, мокнуть в дождь, в снег в вонючей болотной хляби, месяцами дома не бывать… Хлебнут романтики и дёру дают. Остаются те, кого не деньги сюда влекут, а что–то другое, самому себе непонятное. Вот тянет в тайгу и всё тут. Как в той песне:
А я еду, а я еду за туманом,
За туманом и за запахом тайги.
Правда, песню эту вахтовики уже давно переиначили:
А я еду, а я еду за деньгами,
За туманом ездят только дураки…
Вот я такой дурак и есть. Посижу дома после вахты месячишко и сам не свой делаюсь. В тайгу мне надо, в степь ковыльную, в пустыню, в тундру… Знаю: ничего хорошего там нет, трудно будет, мерзопакостно, а ничего с собой поделать не могу. Рюкзак давно готов, схватил и опять на месяц скитаний в балках, палатках, зимовьях, юртах, ярангах, чумах, на заимках…
— Мне это чувство знакомо по работе на морях. В путине судьбу проклинаешь, а вернёшься и как магнитом опять в океан тянет. Знаю: рыгать буду от качки, выть от тоски собачьей: по восемь–десять месяцев только небо и вода, а с нетерпением жду ухода в новое плавание… Я тебя понимаю, сам такой…
Олег подложил под голову свою куртку, улёгся на голом брезенте. Я набросил на него плащ. Сам накрылся пуховиком. Не столько от прохлады, сколько от нудящих по углам комаров.
— Спасибо, друг, не стоит беспокоиться, — устало пробормотал Олег. — Я привык спать где придётся. Да и ночь тёплая…
— Слышь, Олег, ты севернее Каргаска бывал?
— Спрашиваешь… До самого Салехарда и ещё дальше черти носили… В Амдерму даже как–то хрен занёс…
— Как там природа?
— А нет там никакой природы. Сплошная задница. Тальники, ивняки, лозняки, залитые водой… Карликовая берёзка кустится по склонам — разве это природа?
— А народ?
— Дерьмо! До села Александровское — путёвые люди, как здесь. А дальше вахтовики пошли… Стрежевой, Нижневартовск, Сургут… Скверный народец там: временщики, рвачи, хапуги…