Но праздничные торты и сладкие пирожки будут потом. Пока же я, зелёный салага, мыл посуду, торопливо протирал чашки и ложки и расставлял их на полках шкафчика–рундука.
— Бачковым вынести мусор, — раздалась команда по корабельной трансляции.
Беру обрез, полный консервных банок, нераспечатанных галетных пачек, тащусь через центральный пост и карабкаюсь по вертикальному трапу в узкой шахте к верхнему рубочному люку.
Выбираюсь на мостик и щурю глаза. Как здесь необычно после электрического освещения и душного отсека!
Дует прохладный ветерок.
Сверкает солнце в голубом и чистом небе.
Бирюзой синеет море.
Красота!
У руля, перед репитером гирокомпаса старшина первой статьи Гаврик. Наверху рубки матрос Женька Гаврилов в бинокль осматривает горизонт. Рядом с ним вахтенный офицер, мой командир группы управления стрельбой лейтенант Конашков. Справа от меня стоит старпом капитан третьего ранга Куренков. На самом верху рубки, свесив ноги, сидит командир корабля капитан второго ранга Каутский. Но я долго об этом говорю. На самом деле всё обозрение длилось мгновения.
— Гусаченко! Марш вниз! — визгливо крикнул лейтенат Конашков, выслуживаясь перед командиром лодки.
Нарочито медленно выбрасываю из обреза обеденный мусор, тяну минуту пребывания на верхнем мостике. Мог бы бросить всё разом, но швыряю банку за банкой, а затем туда же, в волны кидаю жестяное ведро. Зачем оно мне? Вечером новую коробку из–под галет вскроем, опять обрез получится.
Окидываю взглядом напослед горизонт — и почему я не сигнальщик, не рулевой? Стоял бы здесь вахту, дышал свежим воздухом, любуясь морем.
Нехотя прыгаю в рубочный люк. Две–три секунды скольжения ладонями по гладким латунным поручням, соскок в центральном посту. Ещё несколько шагов до переборки, сгибаюсь, ныряю в межотсечный круглый проём, задраиваю за собой тяжёлую сферическую дверь, наглухо запираю её кремальерой. Вот и весь мой выход наверх.
Мишка Горбунов завидует:
— Повезло тебе, на мостик поднимался… Как там погода?
— Кайфно. Штиль полный. Завтра ты бачкуешь, тоже пойдёшь мусор выбрасывать, белый свет увидишь.
— Ну, что, молодёжь, готовы п-пить с-солёную воду и… и целовать к-кувалду? — непослушным после «вермути» языком спросил очнувшийся Мосолов.
— Так точно, готовы! — за всех бодро отвечает Горбунов. — А погружение будет?
Мосолов и другие старшины рассмеялись.
— Напогружаетесь… до блевоты.
Мы, салаги, знали, что после первого погружения по традиции нас должны «посвятить» в подводники: дать выпить морской воды и «перекрестить» кувалдой с обязательным целованием этого «высокоточного» инструмента.