«Потопили» мы «вражеский» корабль или нет — узнаем позже. Лодке новая задача: уклониться от противолодочного корабля, не стать для него мишенью.
Противолодочник рыскает неподалёку. Слышен приглушенный расстоянием шум винтов: «ти–ти–ти–ти–ти–ти–ти…». Но вот он ближе, громче: «та–та–та–та–та–та–та…».
— Тишина в отсеках, — предупреждает «Нерпа» сипловатым голосом старпома. Мог бы и не говорить: и так все как воды в рот набрали. Сидим молча, не шевелясь. Электромоторы не жужжат. Лодка замерла в нулевой плавучести гигантской акулой.
Где–то там, наверху вслушивается в глубину акустик надводного корабля. Шум его винтов надвигается справа, и вот уже прямо над головой чёткое: «дак–дак–дак–дак–дак…». Стук винтов «противника» удаляется влево, становится тише, затухает в отдалении совсем. Не обнаружил нас «поплавок» — надводник. А то бы отметил местонахождение лодки звуковой шашкой. Дескать, нашёл я вас, селёдок необученных, можете не прятаться, выныривайте, да говорите «спасибо», что свои вы, а не чужие, а то сбросил бы на вашу посудину парочку глубинных бомб, и раскололась бы она быстрее, чем грецкий орех.
— Отбой боевой тревоге. По местам стоять — к всплытию!
Желанная команда. И очень кстати. Некоторым невтерпёж, по нужде приспичило. Есть в центральном посту небольшая кабинка для отправления естественных надобностей. Подводный гальюн, называется. Но им никто во время кратковременных выходов в море не пользуется во избежание неприятных запахов и случающихся казусов с рассеянными посетителями туалета. Забудет какой–нибудь умный очкарик–штабист стравить давление из резервуара, нажмёт на рычаг сливного клапана да ещё и заглянет при этом в унитаз, всё ли там в порядке… Ну, и прилетит ему его добро в лицо, очки залепит, переборки заляпает. Трюмному машинисту Терёшкину, в чьём заведовании гальюн, на глаза потом не попадайся: башку оторвёт, отмывать стенки заставит. Нет, уж лучше, если невмоготу, опытом старых подводников воспользоваться. Берёшь всё ту же жестяную квадратную банку из–под галет или печенья. Обрез, то бишь… Наливаешь в него дизельного масла и делаешь туда свои дела. Ставишь в уголок и ждёшь разрешения выйти наверх. Удобно! Никаких пассажей в пользовании общественным отхожим местом, чистоту которого так ревностно блюдёт трюмный машинист Гена Терёшкин, известный на всей 29‑й дивизии половой «гигант».
За бортом зашипело, засвистело, забулькало: продувается главный балласт. Лодка всплыла, закачалась на волнах.
— Второй смене заступить на вахту. Свободным от вахты разрешается выйти наверх в надстройку, — объявила «Нерпа». — Отдраить переборки, провентилировать отсеки.