Изводить Гришку Маша отказалась наотрез. И сразу, когда только прозвучало это предложение, и потом, после отпущенного ей времени «на обдумывание». Делая это во второй раз, девушка, откровенно говоря, тряслась от страха. А ну, как расправятся с ней самой – как с не оправдавшей доверие? В том, что у Лили и других ее учениц, количество которых все возрастало, кстати, хватит на это сил, Маша нисколько уже не сомневалась. Страшило еще и другое – вдруг ее не будут карать, а просто изгонят из круга «избранных», выбросят, как негодный материал? Против опасений, ничего такого не случилось. Напротив – Лили стала относиться к ней как-то даже вроде мягче, едва ли не ласковей. Обучение продолжилось, правда, несколько в иных направлениях, чем раньше, а эпизод с Гришей как-то незаметно перевели в шутку. Он, кстати, так больше и не появился – очевидно, его возвращение в планы Лили не входило.
Постепенно Маша стала все больше времени проводить с наставницей. А тут грянул конфликт с матерью, спохватившейся, наконец, и резко заинтересовавшейся внутренним миром дочери и содержанием ее досуга. Попытка «поговорить по душам» вылилась в оглушительный скандал, о котором сама Маша сейчас вспоминала со жгучим стыдом. Но тогда все накопившиеся раздражение и агрессию она выплеснула, не раздумывая, именно на мать. После этого оставаться в доме стало и вовсе нестерпимо. А тут еще и Лили, словно читавшая ее жизнь (а, скорее всего, и вправду читавшая – какими-то своими колдовскими способами), предупредила – останешься дома, больше меня не увидишь. И предложила переехать к ней.
Так Маша стала не просто ученицей колдуньи, а ее воспитанницей, и что греха таить – по совместительству горничной, секретарем и вообще девочкой на побегушках. Впрочем, Машу это положение не обижало и не тяготило. Тяжелой или грязной работой ее не нагружали, поручения давали, как правило, необременительные и несложные. Да и к тому же, сама того не замечая, Маша все больше менялась внутренне. Вещи, еще недавно казавшиеся страшными и отвратительными, становились привычными и обыденными, черные мохнатые тени, мельтешившие по стенам или среди могильных холмиков во время проведения ритуалов и обрядов давно перестали не то что пугать, а вообще отвлекать от «работы». Вот только одного она так и не могла преодолеть в себе – абсолютного отрицания отнятия чьей-либо жизни.
Лили отличала Машу среди прочих учениц. Не как лучшую, не как наиболее перспективную, а как-то… как-то по-другому. С некоторых пор… Если уж говорить совершенно конкретно, то после спешного отъезда… да что уж там – бегства из Днепропетровска, Лили стала отделять Машу от остальной своей изрядно разросшейся «команды», гораздо меньше заниматься с ней магическими практиками, да и общаться куда реже. Девушка почувствовала все более ширящийся вокруг себя круг некоего отчуждения. Ее берегли, за ней пристально следили – куда более пристально, чем раньше! Но для чего?! Вот тут-то и случился тот самый разговор, который ей удалось подслушать – как была уверена Маша, совершенно случайно…