Да кому она нужна была, эта ворона, когда в ресторане действо стремительно перерастало из драмы в трагедию? Не успев выдать новую порцию истошных воплей, состоящих из требований предъявить документы, обещаний «этого так не оставить» и угроз уволить без пенсии из органов, каковых неизбежно ожидали присутствовавшие, адвокат вдруг захрипел и кулем свалился на шикарный пол из наборного паркета. Его визави тоже вдруг пошатнулся и стал заваливаться всем телом на стол. С двух сторон к ним тут же снова рванулись люди. Если к адвокату бежал Шкитько, причем с целью рассмотреть, с какой именно стороны прилетела выпущенная неведомым снайпером – не иначе, как из винтовки с суперглушителем, пуля, то к оперу бросился непонятно откуда вообще взявшийся здесь священник.
Никакого снайпера, конечно же, не было. Поскольку отсутствовали на теле и лице адвоката какие-либо пулевые отверстия, как входные, так и выходные. И крови ни на нем самом, ни рядом с ним не было тоже. Это, впрочем, красоты его облику не прибавляло – лицо, шея, в общем, все видимые части холеного адвокатского тела на глазах приобретали густой синюшный оттенок, местами переходящий уже и в черноту. Вкупе с выпученными до предела глазами, вывалившимся языком и обильной пеной изо рта все это, по правде говоря, отбивало желание даже проверять пульс. Тем не менее, поборов себя, Шкитько пульс проверил. С ожидаемым вполне результатом – адвокат был мертвее стула, с которого только что свалился.
Поднявшись с колена, Валера выдал:
– Готов… А синенький какой! Траванулся, видать, бедняга. Вустриц, наверно покушал!
– Какие устрицы?! Что вы несете? Эти господа никаких морепродуктов не заказывали! Они вообще ничего кроме кофе не заказывали! И в нашем ресторане, если хотите знать, отравиться невозможно! – все эти крики издавало существо, внезапно появившееся около столика с покойником в компании двух трясущихся от ужаса официантов. Именно существо – поскольку наряду с мужской одеждой и некоторыми другими половыми признаками сильного пола, сей субъект обладал прямо-таки вызывающе яркими чертами, пронзительно кричащими о его «нетрадиционной ориентации». Этот то ли метрдотель, то ли администратор был явно озабочен не столько видом мертвого тела, сколько возможным ущербом для репутации родного заведения, а потому продолжал верещать без умолку:
– Я требую немедленной экспертизы! Вы должны официально заявить, что наш ресторан непричастен к смерти этого человека! Никакое отравление невозможно – я вам Богом клянусь!
– А ну не погань имени Божьего своим языком гнусным! Сгинь отсюда, содомит! – повернувшись на голос, Валера увидел, что говорит старенький священник, удерживающий за плечо опера. Тот, кстати, уже не лежал, навалясь на стол, а сидел вполне уверенно, хотя и бледный, как стенка.