На конюшне было уже тихо, лампы горели через одну и вполнакала. Многие лошади спали.
— Пошли, Чолли, — Николай почему-то вздохнул.
Чолли кивнул.
Они шли по мягко поскрипывающему под ногами снегу, и Николай говорил:
— Туровец когда глаз на человека положит, когда душу ему отдаст, другого к себе не подпустит. Как забушует туровец, так уж ищем, кто ему на душу лёг. А Степан сказал, чтоб не искали да не перебирали. Так что… твой теперь Раскат.
— Как это мой?
— Тебе его убирать. Ну и, — Николай усмехнулся, — ну и ездить на нём. Объезжать тоже тебе придётся.
Чолли кивнул.
— Понял. А потом? Ну, объезжу я его. А потом он кому?
— Никому. Он твой, Чолли.
Чолли недоверчиво хмыкнул.
— Николай, кто мне его отдаст? Даже если… всю ссуду… если в рассрочку, мне за всю жизнь не выплатить.
— Никто тебе его продавать не будет. По закону нельзя. Но ездить на нём, работать его ты будешь, — Николай усмехнулся. — Захочешь, так к себе во двор на свою конюшню поставишь. Только продать никому не сможешь. И подарить. И по закону нельзя. И туровец дважды не выбирает.
Чолли задумчиво кивнул.
— А… слушай, мне сказали, Раскат директорский, директор как, очень обиделся?
— Михеич — мужик понятливый, — мотнул головой Николай. — И Раскат его не был. Директору две верховых положено, а по душе… Ладно, сам всё увидишь.
Они уже подходили к дому Чолли. С крыльца сорвалась и бросилась навстречу им тёмная фигура с отчаянным криком:
— Чолли!
— Здорово, соседка, — громко сказал Николай. — Ну, до завтра, Чолли. Не проспи, смотри.
— Ага, до завтра, — ответил Чолли.
Руки у него были заняты, и обнять припавшую к его груди Настю он не мог. Николай движением плеча поправил свой туго набитый мешок и пошёл к себе.
Настя шла, прижавшись к Чолли, и заметила его ношу, только поднявшись на крыльцо.
— Ой, Чолли, что это?
— Увидела наконец, — засмеялся Чолли, плечом открывая себе дверь. И щегольнул новым словом: — Гостинцы.
В кухне к нему с визгом кинулись Мишка и Светка. Чолли поставил на пол коробку и сумку и поочерёдно поднял, слегка подбросил и поймал малышей. Потом не спеша разделся. Когда Настя забирала у него куртку и шапку, он пытливо заглянул ей в лицо и нахмурился.
— Ты плакала? Почему?
Настя смущённо улыбнулась и стала рассказывать, перемешивая анлийские и русские слова. Выслушав ё, Чолли кивнул.
— Я знаю, о чём это. Всё в порядке.
— Чолли… Он улыбнулся ей и повторил:
— Всё в порядке. Я говорил с директором.
— Он… не выгонит нас?
— Нет, — Чолли погладил её по плечу.
Настя, успокоено всхлипнув, прижалась к нему. Он обнял её, погладил по голове.