После публикации «Социобиологии» я начал читать литературу о человеческом поведении, что привело меня на целый ряд семинаров и положило начало оживленной переписке с социологами. Я еще больше убедился в том, что настало время закрыть ту колоссальную пропасть, которая разделяла две культуры. Мне стало ясно, что социобиология, которая по сути является распространением популяционной биологии и эволюционной теории на социальную организацию, является для этого наилучшим инструментом. И в книге «О природе человека» я развил обозначенный тезис.
Но третья книга не была учебником или неким традиционным синтезом научной литературы. Чтобы системно подойти к человеческому поведению, нужно было пройти каждым коридором лабиринта человеческого разума, а для этого потребовалось рассмотреть не только общественные, но и гуманитарные науки, включая философию, а также процесс научного открытия сам по себе. Следовательно, книгу «О природе человека» нельзя считать научной работой. Это книга о науке, о том, насколько глубоко естественные науки могут проникнуть в человеческое поведение, прежде чем переродятся в нечто совершенно новое. В ней исследуется взаимное влияние истинно эволюционного объяснения человеческого поведения на социальные и гуманитарные науки. Эту книгу можно читать для получения информации о поведении и социобиологии, — я тщательно собирал все, что считал необходимым. Но главная ее задача — рассказать о тех серьезнейших последствиях, которые будет иметь встреча социальной теории с наиболее тесно связанными с ней естественными науками.
Мнения об убедительности соответствующих аргументов, несомненно, резко разделятся, как это случилось с разделами «Социобиологии», посвященными человеческому поведению. Рискуя дать козыри тем, чьи убеждения не позволяют им согласиться с моими выводами, хотел бы обратиться к тем, кто будет читать мою книгу, преисполнившись к ней абсолютного доверия и считая ее проверенным научным трудом. Я легко могу ошибаться — в любом заключении, в своих огромных надеждах, возлагаемых на естественные науки, в доверии к научному материализму. Я говорю это не из ложной скромности, но в надежде обрести силу. Бескомпромиссное применение эволюционной теории ко всем аспектам человеческого существования не приведет ни к чему, если сам научный дух будет поколеблен, если идеи не будут подвергаться объективной проверке, которая сможет опровергнуть их истинность. Социальные науки еще слишком молоды и слабы, а эволюционная теория — слишком несовершенна, чтобы считать подобные концепции высеченными в камне. Тем не менее я убежден, что имеющиеся доказательства их подкрепляют и вселяют общую уверенность в справедливость биологического исследования, лежащего в основе настоящего труда.