Память опять возвращает его во Вьетнам, где он сидит в засаде совсем один на зеленом холме над переплетением дорог. Огромное “X” патронташа перекрещивается на его груди. Дерьмо с черными каменными глазами, выражающими твердость и неумолимость, с грубым лицом, стерегущее жертву со стаканом пива, в два с половиной раза разбавленным. Он не чувствует укусов насекомых, не страдает от палящего солнца, его не мучает жажда, он только предвкушает удовольствие. Вот он замечает движение внизу, но не с той стороны дороги, где его можно было бы ожидать. Он чувствует это движение, чувствует через интуитивное покалывание, как животное, осознает, что оно не под ним, лишь предполагает это, потому что “видит” это движение как физическое предзнаменование, на самом деле не видя и, естественно, только догадываясь, что враг вне поля его зрения, за его спиной. Он поворачивается и почти рядом видит солдат, которые уже поднимают свои АК-47. Но его оружие стреляет быстрее и без всяких колебаний. Их разрывает на куски и разбрасывает по траве со странным звуком, как будто из людей льется песнь смерти.
(ТВОК-КЛЛААКК-ТВОК-ККЛЛААКК.)
Он стреляет тщательно, как автомат, и вдруг чувствует жжение от случайной раны, но это только добавляет в вены адреналина, концентрирует его внимание до предела. Он убивает их сотнями, оружие изрыгает потоки смерти, пули внедряются в их тела, образуя аккуратные красные мокрые дырки, и раздаются эти же вопли: “ААА-АААА-ААААА!” Вопли человека-змеи, у которого глаза были выжжены кислотой. И ему это нравится, очень нравится. Он только хотел бы, чтобы у него не было глушителя, хотел бы слышать полную разрывную силу оружия, когда оно выстреливает когтями боли в этих гордых маленьких людей. Выхлоп газа, быстро-быстро превращающийся в сотню неразборчивых “КЛЛАААКК”, поражавших людей с металлическим клацаньем, двести с лишним ударов, выстреленных четырьмя-пятью очередями так быстро, что они звучат, подобно одному длинному выстрелу, эхом пронесшемуся над озером...
(ТВОК-КЛЛААААККК!) Как один неделимый звук, металлические всплески и взрывы, и выхлопы газа, и крики. Автомат смешивает всех вместе в крике человека-змеи:
— ААААААААААХХХХХХХ!
Каторжник знает, что завтра должен уйти отсюда, из этой емкости, куда стекают все сточные воды города. Потом он опять пойдет в ловушку на главной магистрали. Но он должен покинуть канализацию, пока этот запах не довел его до отчаяния. Он подумал об этом не без иронии.
А сейчас “Бурбон” и тяжелые воспоминания усыпили его, он свернулся под отвратительным армейским одеялом — огромная, человекоподобная, глубоко дышащая гора. И он уже видит себя в вертолете, ухмыляющийся пилот которого вспахивает тормозными башмаками заросли риса. Он смакует момент страха, когда трое мужчин на борту замечают, как он почти выдергивает чеку, а потом после короткой неразберихи кидает гранату.