— Как увижу я Маринку, так хватаюсь за ширинку…
У меня все время, как я такое слышала, диафрагма в животе поднималась волнительно, а рука, так и тянулась сама туда. Жаль, что у меня не было этой самой ширинки под рукой тогда. И, наверное, этим бы все не закончилось, если бы не его жена.
Говорили, что она красивая, а я такого не замечала. Специально ходила к ней в медпункт, не потому что ссадина или ранка, а потому, что мне очень хотелось свою конкурентку, как я считала, рассмотреть.
— Ну, что там у тебя, детка?
Как скажет мне тоже? Ну, какая я тебе детка, думаю?
Пока она там что–то на мне замазывает или бинтует, я ее в упор рассматриваю. Помню она все время мне.
— Что это с тобой не пойму? Другие дети, как дети, а ты как партизанка. Сколько тебе не обрабатываю, а ты ни пикнешь, все сидишь и на меня смотришь. Может подуть?
А я после, как от нее выйду, так если это бинт, или пластырь, так я его обязательно сорву.
— Тоже мне, доктор Пилюлькин! — Говорю в сердцах.
— И что это он в ней нашел? Ведь и глаза у нее песочного цвета и смеется она нервно и не добро, да рот у нее как у лягушки. Другое дело, мой прапорщик! Ах, я бы на ее месте, я бы с ним…. И давай фантазировать. То я с ним на броннике его, то с немцами воюем вместе. А он, к слову, водитель был классный. И на броннике и на ПТ‑26, плавающем танке. Через тот танк все потом и закончилось все, кстати плачевно.
Как я и думала, от чего он такой мрачный? А ведь загуляла эта его Песчанка. С командиром одним из нашей части. Потому он и переживал. А я за него стала переживать.
Я себе места не находила! К нему приду, а он совсем погас. Я его и так и эдак, развеселить пытаюсь. А он глянет, улыбнется виновато и опять мрачный такой все время в своих моторах копается. А у меня сердце кровью обливается. Не слышу я его радостного приветствия и распохабной песенки. А все, эта змея! А потом вот что произошло.
Вдруг в полку тревога. Причем не так как всегда, а внезапно. Все забегали, а потом пушечный выстрел со стороны шоссе, что к нашей части. Потом еще выстрел и еще. А в гараже, в боксах, где танки, там вообще кутерьма. Пожар какой–то тушат, кричат, что кто–то на танке ворота выбил и выехал на шоссе. А следом слышу, как с матюгами называют фамилию моего любимого прапорщика. Я ничего не понимаю? Как это думаю, ошибка какая–то. А тут вижу как в танке мой папка. Выскочил на нем с открытым люком, а следом газик с вооруженными морпехами. И как рванут в сторону, откуда выстрелы.
Потом все проясняется. Оказывается, мой любимый прапорщик напился и решил своей Песчанке отомстить. А так как он добрый был, то ее не тронул, а решил ее хахаля припугнуть. И хоть потом всерьез уверяли многие, что он мог, в самом деле, его расстрелять из танка, но то, наверное, с перепугу так говорили. Ну, так вот, мой прапорщик, пил три дня подряд до этого, потому, что Песчанка от него к тому офицеру ушла, а потом пришел на службу. Пьяный был, конечно же, а может, кто и о ней напомнил? Так, вот, он что сотворил? Взял и угнал ПТ‑26, плавающий танк. Говорили потом, что он решил из него их обоих, в доме пятиэтажном и прямо в квартире расстрелять из пушки. Но, то враки, все. А чтобы успеть все, он же ведь хитрый и ловкий, вот он и поджег брезент. Вспыхнуло пламя, все тушить бросились, а он прыг в танк, ворота выбил и на шоссе. Он бы конечно доехал. Я знаю. Ведь лучше него никто не мог так водить танк, как он. А тут ему навстречу по шоссе автобус с офицерами! Он, отчего–то решил, что в нем и его обидчик. Потому из пушки, как грохнет! Да видно пьян был сильно, промазал! Из автобуса все в рассыпную. Он еще пару раз выстрелил. А тут мой папка на среднем танке. Сходу в его плавающий танк как стукнет! А плавающий, это значит, легкий. Он и заглох. Потом на его танк раз и брезент накинули, чтобы не видел ничего, а он все равно вылез. Говорили, страшный такой вылез и даже говорили, что в зубах у него нож, а в обеих руках по гранате. Он бы отбился! Да, только как он встал на брезент тот, так за него дернули и он свалился.