Наверное, этот Саня как вышел из зоны, так и остался в деревне у какой-нибудь сердобольной «вафлёрки с биксами», подумал Кирилл. Будь Саня настоящим вором в законе, неужели на просторах Союза он не нашёл бы местечко потеплее, чем деревня Калитино?
– Тяжело на котлованах работать было? – сочувственно спросил Кирилл, провоцируя Саню или на возмущение, или на жалобы.
– Шлангуешь, – обиделся Саня. – Я вор правильный, я на кичмане ничего тяжелее весла не подымал. Мне на ментов мантулить западло. Они рады были, если Саня Омский для фортецела на поверку выйдет, а на промзону я ни ногой. У меня в бараке однажды бугор свои лопаря с моими спутал и надел, так я потом их нахер выбросил. Саня Омский – не мужик и не тварь, чтоб носить лопаря, которыми торфа топтали.
«За что он сидел здесь, весь такой расписной?» – думал Кирилл. Наверное, в своём Омске в пьяном кураже с такими же ублюдками где-нибудь в ЦПКиО разломал билетный киоск и получил на всю катушку за групповое ограбление. А сейчас корчит из себя тиранозавра, хотя как был вонючим хорьком, так и остался.
– Там, за церковью, где выпас, бараки находились. Там и там КПП стояли. Охрана в деревне жила. А тут вот биржа была. А здесь, – Саня покрутил пальцем над головой, – слесарный цех. Вон швеллера от него остались, – Саня показал вверх. – Здесь станки были, – Саня похлопал ладонью по станине, на которой сидел. – Точили и разводили фрезы для торфорезок. Ну, и финкари делали. На композитора их меняли.
Валерий закончил разговор, убрал телефон и подошёл поближе, но не настолько близко, чтобы Саня решил, что заполучил слушателя.
– На какого композитора? – издалека удивился он.
– На Чайковского. Из которого чифир заваривают.
Гугер хмыкнул, глядя в окно.
Кирилл представил, что по этому большому помещению тянутся ровные ряды станков, люди в робах что-то фрезеруют или точат. Воют моторы, визжит металл, а над работающими тихо и невесомо стоят фигуры святых в длинных одеяниях. И с простенка на зэков, сжав в руке древко копья, смотрит Псоглавец, опустив длинную морду.
На улице уже клубились мглистые сумерки. Меж досок в окнах угасли огненные щели. В храме потемнело. Псоглавец, как настоящий хищник, почти растворился в полумраке, словно замаскировался в засаде, но его выдавали белёсый панцирь и светлый нимб.
Кириллу надоела лагерная ностальгия Сани Омского, коей он вроде как должен был внимать с сочувствием и уважением. Но Лурия поручил ему собирать байки о Псоглавце, а не мемуары старожилов.
– Святые-то не мешали? – Кирилл насмешливо кивнул на стены.