И Авраам Линкольн, Альберт Эйнштейн, Соджорнер Трут и Наполеон хотели пойти с ним и помочь ему; и я, Черная Борода, тоже хотел пойти, потому что я больше не был ребенком, но стал мужчиной, с синевой и силой. Но Зеб сказал: может быть, то, что случится, окажется слишком сурово. Но мы не знали, что значит «сурово». И Зеб сказал: он надеется, что мы никогда и не узнаем. А Тоби сказала, что нам нужно остаться на месте, ибо там может случиться битва; и если мы туда пойдем, то можем не вернуться, и тогда остальные будут очень печальны. И Тоби сказала, что спросила совета у духа Орикс, и у духа Пилар тоже, и они обе сказали, что мы должны оставаться и не должны идти с Зебом. И мы не пошли.
И Зеб взял с собой Черного Носорога и Катуро. А Дюгонь, Колибри, Шеклтон и Крозье тоже хотели пойти, но Зеб сказал, что они должны остаться, потому что нужно защищать детей. И Тоби тоже пришлось остаться, вместе с ее вещью, которая называется «ружье» и которую нам нельзя трогать. И они не пошли. И Зеб сказал, что он идет только на разведку, посмотреть, что там такое; и если новости окажутся плохие, он разведет костер, еще один костер, и мы увидим дым; и тогда мы сможем послать людей ему на помощь, и сообщить Свиным тоже, хотя их сначала пришлось бы найти, потому что они перебираются с места на место.
И мы долго ждали, но Зеб не вернулся. И Шеклтон взял троих наших синих мужчин, чтобы посмотреть, на месте ли еще высокий тонкий дым. И они вернулись и сказали, что дыма больше нет. А значит, те, кто делал дым, были плохие, и Зеб, наш Защитник, внезапно вступил с ними в битву, чтобы они не подошли к нам ближе. Но раз он не вернулся, это значит, что он тоже умер в битве, и Носорог и Катуро вместе с ним.
И когда Тоби услышала это, она заплакала.
И мы все были печальны. Но Тоби была печальней всех, потому что Зеб ушел. И хотя мы мурлыкали над ней, она не стала снова счастливой.
И она все худела и худела, и съеживалась; и через несколько месяцев она сказала нам, что у нее изнурительная болезнь, которая пожирает части ее тела внутри. И что эту болезнь нельзя вылечить ни мурлыканьем, ни опарышами, ни чем-либо другим, известным ей; и что эта изнурительная болезнь становится все сильнее, и скоро Тоби уже не сможет ходить. И мы сказали, что будем носить ее куда ей надо, и она улыбнулась и сказала: «Спасибо».
Потом она позвала каждого из нас к себе и сказала: «Спокойной ночи», как сама научила нас давным-давно. И когда один человек так говорит другому, он надеется, что другой человек будет спать хорошо и его не будут беспокоить дурные сны. И мы тоже сказали Тоби «Спокойной ночи». И спели ей.