Беззумный Аддам (Этвуд) - страница 99

».

Пилар научила ее втирать в кожу каплю маточного молочка, прежде чем идти к пчелам: так они не будут видеть в ней угрозу. Они станут разгуливать по ее лицу и рукам, касаясь крохотными ножками нежно, как ресничками, и легко, как проплывающее облако. Пилар любила говорить, что пчелы – вестники. Они носят вести из невидимого мира в видимый и обратно. Если кто-то из твоих близких переступил порог царства теней, пчелы тебе об этом скажут.

Сегодня в огороде почему-то очень много пчел. Они суетятся на цветках фасоли. Должно быть, поблизости оказался дикий рой. Одна пчела садится ей на руку, пробует соль. «Скажи, Зеб умер? – спрашивает Тоби пчелу. – Скажи, не скрывай». Но пчела улетает, не подав сигнала.

Неужели Тоби всему этому верила? Байкам старой Пилар? Нет, если честно, то нет; во всяком случае, не до конца. Скорее всего, и сама Пилар им не верила, но эти поверья ее утешали; выходило, что мертвые мертвы не до конца, что они еще живы, хотя и каким-то иным образом; конечно, эта жизнь бесцветней обычной и протекает где-то далеко, в темноте. Но оттуда они все еще могут посылать сообщения, при условии, что есть кому эти сообщения получить и расшифровать. Однажды Пилар сказала, что людям нужны такие сказки – потому что темнота, пускай даже очень темная, но со звучащими в ней голосами, лучше безмолвной пустоты.

Ближе к вечеру, когда уже отгремел гром, отряд восторгателей возвращается. Тоби видит, как они приближаются по улице, лавируя меж брошенных грузовиков и солнцекаров, подсвеченные в спину заходящим солнцем. Узнать пока никого нельзя, но она считает силуэты. Да, четыре. Никого не потеряли. Но и не нашли.

Они подходят к ограде саманного дома, и Рен с Голубянкой выбегают им навстречу в сопровождении оравы малышей-«коростелят». Аманда тоже бежит, хотя и не так быстро, как другие. Тоби идет.

– Ну нам и досталось! – начинает рассказывать Американская Лисица, еще не успев подойти. – Но по крайней мере мы добрались до аптеки.

Она раскраснелась и слегка вспотела; чумазая, торжествующая.

– Вот погодите, я вам покажу, что мы принесли!

Зеб и Черный Носорог явно измотаны; Катуро – в меньшей степени.

– Что случилось? – спрашивает Тоби у Зеба. Она не добавляет «я чуть не умерла от беспокойства». Он это и сам наверняка знает.

– Долго рассказывать. Потом. Мне нужно в душ. Что у нас плохого?

– Джимми проснулся. Он слабый. И худой.

– Отлично. Теперь мы его откормим и поставим на ноги. Лишние работники нам не помешают.

С этими словами он идет прочь, на задворки саманного дома.

Ярость пульсирующим сигналом радара пробегает по телу Тоби. Два дня отлучки, и это все, что он намерен ей сказать? Она не жена и не имеет права его пилить, но ничего не может поделать с разворачивающимися в голове картинами: Зеб с Американской Лисицей катаются в проходах заброшенной полуразграбленной аптеки, он сдирает с нее камуфляж среди бутылок кондиционера и красящего шампуня («Более тридцати восхитительных оттенков!»). Или они развлекались на другом конце, в ряду презервативов и смазки, усиливающей ощущения? А может, втиснулись за прилавок у кассы или разлеглись в отделе детских товаров, приведя себя потом в порядок влажными гигиеническими салфетками? Наверняка что-то такое. Что-то определенно произошло, иначе как объяснить этот дико самодовольный вид Американской Лисицы.