— А что здесь было? — спросил Макс.
— Какая-то, с позволенья сказать, контора. Ну что же, идемте?
И они вышли, вдвоем, на маленькую, заметенную снегом площадь; Фридрих, закурив сигарету, таким же странным, сложным, в то же время: легким, простым, на сей раз в другую сторону обращенным движением как будто вдруг вывернутой руки отбросил спичку, улыбнулся, и — скользя по снегу, глядя на Макса:
— Он возьмет вас.
— Куда?
— Как — куда? В свою студию, разумеется… как он ее называет.
— Я и не думал об этом, — сказал Макс.
Фридрих остановился.
— Тогда что же все это значит?
— Не знаю.
Они оба, опять, рассмеялись; они свернули в тот переулок, по которому он, Макс, шел, в прошлый раз, вместе с Сергеем Сергеевичем.
— Нет, он точно возьмет вас. В вас что-то есть такое… какая-то собранность.
— Ах, если бы.
— Есть, есть, уж поверьте. Вы что вообще делаете? Учитесь? Где?
— Роман — это сумма запретов.
— Ну и как? Интересно? Нет? Так я и думал.
— Не только не интересно, но… вполне отвратительно.
— Все вообще отвратительно, вы не находите?
А между тем, они оба смеялись по-прежнему; быстро, легко и весело дошли они до бульвара (неузнаваемого, заметенного снегом…); и только, может быть, вдруг, выходя на бульвар (Фридрих предложил ему пообедать в некоем, как он выразился, полуресторане, полукафе: здесь, рядом с метро…) — Макс, выходя на бульвар, вдруг и по-прежнему удивляясь (с внезапным чувством возвращения к чему-то, ощущением невозвратимости…) — Макс, короче, выходя на бульвар, вновь подумал, должно быть, о том, что — вот, как ни странно, у Сергея Сергеевича есть, значит, дом: там, в том, почти в том поселке, где мы с ним некогда встретились, — подумал, может быть, и об августе: начале всего, — подумал, наверное, и обо мне: обо мне, живущем теперь здесь, поворачивая обратно, — подумал, пересекая аллею, и обо всех своих осенних открытиях; и тут же, обо всем забывая, вновь потерялся, должно быть, в тех веселых, быстрых и легких, вопросах, ответах и репликах, обмениваясь которыми свернули они с бульвара, вошли в кафе (как и большинство подобных заведений в том городе, покинутом мною, скорее, в общем, неописуемое…), сели за столик.
— А вы, должно быть, из тех людей, — сказал Фридрих, — которые все читали, все книжки.
— Ах (снова…) если бы.
— Не притворяйтесь. Я вижу. Я вот ничего не читал… почти ничего.
— Вы сами притворяетесь, — сказал Макс.
— Чуть-чуть. Но правда: нет времени.
И посмотрев, действительно, на часы, пробежав глазами меню — здесь не очень вкусно, но быстро, сказал он, вы бывали здесь? — нет, никогда — подозвал официанта — выпьем что-нибудь? я угощаю — отпустил его, постучал пальцами по столу, помолчал.