меньшей частотой, и мне стало интересно, явился этот факт жестом милосердия от
моего тайного посетителя или нет. Но, тем не менее, электрические потоки были
ощутимыми, и это продолжалось в течение нескольких часов. Они доставляли
удовольствие и боль, с увеличивающейся тенденцией в сторону второго. Когда,
наконец, напряжение меня покинуло, я не сдержалась и тихо разрыдалась с насквозь
промокшим во рту кляпом.
- Неужели все так плохо? - сказал Калеб, но я знала, что в его словах не было
совершенно никакого сострадания к тому, что он сделал.
Я с жадностью втянула в себя воздух, когда Калеб снял с моего тела все зажимы.
- Я ненавижу тебя! - прокричала я.
Я знала, что он понял эти искаженные кляпом слова. Взяв мои груди в обе свои
руки, он стал нежно их разминать.
- Я ненавижу тебя, Хозяин, - исправил он, пропитывая свой голос сочащейся
похотью.
Он игриво пощипал меня за соски. Съежившись, я попыталась отстраниться от
его прикосновения.
- Чувствительные? - тихо прошептал он мне на ухо.
Когда ответа не последовало, он ущипнул их чуть сильнее, заставив меня
взвизгнуть.
- Отвечай, - холодно сказал он.
- Да, Хозяин, - проскулила я.
Мой гнев по отношению к нему усиливался с каждым проходящим часом. За это
время я успела убедить себя в том, что как только Калеб придет за мной, я устрою ему
настоящий разбор полетов. Конечно же, легко быть храброй, когда объект твоего
устрашения не держит твои исстрадавшиеся соски в качестве заложников.
- Хорошо, Котенок, - сказал он.
Положив свои теплые ладони на мои маленькие торчащие вершинки, он мягко
надавил, массажируя их и переходя на всю грудь. Я громко застонала. Моя голова
завалилась набок, когда он прикоснулся ко мне именно так, как мне это было
необходимо. Я не хотела, чтобы это ощущение когда-либо заканчивалось.
195
Соблазненная во тьме. С. Дж. Робертс.
Его ноги прижимались к столу рядом с моей макушкой, пока он пробирался
своими руками ниже от моей груди к ребрам и к моим - на удивление - ноющим
бедрам. Калеб мягко разминал меня, и я ничего не могла поделать, кроме как стонать и
теряться в надежности его рук, и в чистом, мужском запахе его тела, который
неизбежно устремлялся ко мне.
Я подумала о Фелипе. О том, как он прижал свой член к моим губам, и с какой
готовностью я приняла его, думая, что это был Калеб.
Непроизвольно я стала извиваться под руками Калеба, показывая своим телом то,
что, очевидно, не могла произнести губами. Мне было необходимо, чтобы он дал мне