— Ладно, давай свой сексуальный мизинчик.
— Ты такой странный, — бурчу я, и мы сцепляем наши пальцы.
— Я, Калеб Гейтс...
— Тебя зовут Калеб Гейтс? — спрашиваю я, начиная смеяться.
— Да.
— Сколько раз ты позволял людям думать, что твой папа — Билл Гейтс[30]?
— Много, и это работало, пока они не обнаруживали, что он афроамериканец, или не приходили ко мне домой, — говорит он, и мы оба начинаем хихикать.
— Ты, Калеб Гейтс — это что-то.
Не знаю почему, но я искренне улыбаюсь ему и от этого мне так хорошо.
— Продолжай.
— Я, Калеб Гейтс, клянусь до конца своей жизни не подшучивать над Эддисон Тeйлор.
— Принято, —добавляю я, отцепляя свой мизинец.
— Приято?
— Да, я принимаю твое обещание, спасибо, — говорю я с ухмылкой на лице.
— А как насчет твоей клятвы?
— Нет. Тебе придется научиться доверять мне, но помни, что ты пообещал.
Я подмигиваю ему и улыбаясь про себя, выхожу за дверь.
— Подожди, — доносится до меня голос Калеба.
— Да?
— Не забудь, что мы должны ехать в школу вместе...
— Почему?
— Потому, что мы должны делать вид, что встречаемся, помнишь?
— Ага. Почему я просто не могу встретить тебя на месте?
— Нужно, чтобы все выглядело аутентично...
— Вау, какие слова мы знаем...
— Молчи. Как я уже сказал, нужно чтобы все выглядело по-настоящему. Вчера мы «ругались», а сегодня придем все такие влюбленные, как будто мы помирились, — говорит Калеб с улыбкой на лице.
— Пожалуйста, избавь меня от этого отвратительного образа в моей голове. У тебя двадцать минут, чтобы собраться, а потом я уезжаю.
— Ты не...
— Тогда сделка отменяется.
— Прекрасно, — рычит он, а потом исчезает в своей комнате.
Да, Калеб, так держать, я — босс.
Посмеявшись над попыткой Калеба выглядеть злым, я поднимаюсь и тихонько стучусь в спальню отца.
— Заходи.
— Привет, пап, — говорю я, проскальзывая вовнутрь и присаживаясь на край кровати.
Его комната выглядит как типичная берлога холостяка — кремовые стены, черные атласные шторы, черный глянцевый шкаф с серебристыми вставками и, конечно, телевизор с несколькими игровыми консолями под ним.
— Я хотел поговорить с тобой по поводу вчерашнего.
— Я тоже. Слушай, пап, мне и вправду очень жаль...
— Подожди, тыковка. Это я должен извиниться, — говорит отец.
Его слова приводят меня в недоумение.
— Я был слишком строг к тебе вчера. Ты не знала о том, что произошло с Калебом и было несправедливо обвинять во всем тебя, потому, что на самом деле, это была не твоя ошибка. Мы всегда были близки, и ты для меня как лучший друг. Иногда ты поступаешь так по-взрослому, и я забываю о том, что ты все еще ребенок. Порой я слишком много ожидаю от тебя. Прости.