Была между двумя выдающимися писательницами родственность таланта и общность генеалогии, было нечто схожее в их мироощущении. Однако прежде всего их связывала одна и та же духовная почва. По существу, обе они сформировались в атмосфере межвоенного двадцатилетия, и эта атмосфера плотно облегает прозу как Портер, так и Уэлти. Даже созданную через много лет после того, как отошла в прошлое вся та эпоха, пробудившая — и обманувшая — столько надежд на радикальное обновление жизни.
Представляя Уэлти широкой аудитории, Портер писала, что при всей неопытности автора ее рассказы не содержат ничего «фальшивого и вымученного», оставаясь органичными своему материалу. Внешне они просты, но при кажущейся обыденности людей и событий обязательно содержат в себе что-то причудливое, как сама запечатленная в них жизнь. Добиться такого эффекта способен лишь прозаик, обладающий безукоризненным чувством правды. От Уэлти можно ожидать многого: «Да, это дебют, и замечательный, но я твердо верю, что только дебют».
Буквально теми же словами Портер могла бы сказать о себе самой. В книгах Портер тоже не отыскать ни единой фальшивой ноты, а легкий элемент гротеска, как и некоторая недосказанность, оставляющая простор читательскому воображению, — коренные свойства ее прозы. Здесь всегда выражено намного больше, чем сказано впрямую. Это один из самых безошибочных признаков выдающегося писательского мастерства. У Портер оно обнаружилось буквально с первых произведений.
Что же касается ее литературного дебюта, он оказался по-своему не менее впечатляющим. Дебютом был рассказ «Мария Консепсьон», появившийся в журнале «Сенчури» под самый конец 1922 года.
За этим рассказом стоял непосредственный биографический опыт.
«Я пишу о Мексике, потому что это родная мне страна», — объяснила Портер своим интервьюерам. Впервые она попала туда в 1920 году; еще повсюду чувствовались отзвуки недавно завершившейся Мексиканской революции со всеми ее дикими эксцессами, о которых уже в наши дни напишет Карлос Фуэнтес. Хотя целью Портер было собрать материал для очерка о народном искусстве, ее больше захватила сама действительность. Она была поразительно яркой и драматической. Ни следа той сонной скуки, того самодовольного благополучия, которые с юности внушали Портер отвращение.
Очерк о мексиканской культуре она напечатала в том же году, что и «Марию Консепсьон», однако гораздо важнее, что в Мексике Портер поняла свое истинное призвание: не журналистки, а прозаика.
Журналистикой она начала заниматься рано — обстоятельства заставили. Вопреки романтической атмосфере повестей и рассказов Портер о детстве в Техасе, на самом деле не было ни особняка с прекрасной библиотекой, ни преданных слуг из числа бывших рабов, ни школы-пансиона при монастыре. Был убогий городок Кайл, почти развалившийся дом с протекающей крышей, изношенные платья и башмаки, которые дарили полуголодным детям Харрисона Портера сердобольные соседи. Сам Харрисон, школьный инспектор, овдовев, когда Кэлли, младшей из дочерей, едва исполнилось два года, опустился и жил скудными милостями своей суровой тещи. В 1901 году умерла и она; дом продали за десять долларов, девочек пристроили в колледж, устроенный филантропами-прихожанами методистской церкви, но Харрисона угораздило непочтительно высказаться о религии, после чего благодеяния, разумеется, прекратились.