Сильвия была их единственный ребенок. Она прожила на свете тринадцать лет, но не умела ни говорить, ни даже сидеть. У нее была родовая травма; он любил ее и скорбел о ней всю ее жизнь. Но Айрин сделала больше — она посвятила Сильвии свою жизнь, всю без остатка, ухаживала за ней, носила на руках, кормила с ложечки, купала. Что делать, когда ты отдал всю свою любовь обреченному существу и это существо у тебя отняли? Ты отдаешь свою любовь кому-то другому, столь же обреченному. Но ты не хочешь страшных напоминаний и потому обращаешься не к человеку, а к идее.
В июне к нему в кабинет пришел с рекомендательным письмом студент, участник движения за гражданские права. Из уважения к старому другу доктор пригласил его домой обедать. (Сегодня он уже один раз вспоминал о нем, увидев на снимке в их городской газете.) Он помнил, что молодой человек уже кончил рассказывать о своей работе. Они, сидя за столом, смеялись словам Айрин, повторившей ходячую шутку предыдущего губернатора, которую он бросил, когда из тюрьмы сбежал заключенный: «Уж если тебя обманул заслуживший доверие преступник, кому же тогда можно верить?» Потом доктор заметил:
— Кстати, о доверии, Филип. Я прочел в вашей газете очень странную вещь. Там писали, что в соседнем графстве группу ваших ребят под дулом автомата погнали в поле собирать хлопок в сорокаградусную жару. Не могло этого быть — какой же хлопок в июне?
— Этот же вопрос я и сам себе задавал. Но в конце концов решил: там, где читают нашу газету, никто таких подробностей не знает, — ответил молодой человек.
— И тем не менее это ложь.
— Мы просто сгустили краски, чтобы показать вашу ненависть, — поправил его бородатый молодой человек. — Так для читателей доходчивей. Не забывайте: с нами могли поступить куда более жестоко.
— И все-таки… и все-таки я считаю, мы не имеем права извращать истину, — возразил доктор Стрикленд. — Даже ради благой цели.
— А сам ты разве когда-нибудь скажешь Герману Фэрбразеру, что с ним? — бросила его жена и резко встала из-за стола.
На следующий день всю его подъездную дорожку сплошь усыпали битым стеклом — видимо, в благодарность за прием. Он не ожидал никакого подвоха и увидел осколки слишком поздно, а стоящая в дверях Айрин неожиданно расхохоталась…
В конце концов он уступил ее желанию расстаться и отпустил, не спрашивая, когда она вернется. Сейчас она жила в своем родном городе, и, как он слышал, все наперебой приглашали ее в гости. Он предлагал ей остаться здесь, а он уедет. «Отнять у Холдена его доктора Стрикленда? Да ты никогда не бросишь свой город, даже ради спасения души!» — ответила она. Но все-таки это был еще не развод.