Командир артиллерийской батареи капитан Анатолий Попов поднялся с кресла. Следом двинулся Ли…
Как человек военный комбат сразу же оценил опасность: металлический цилиндр, провод, палец, судорожно давящий на кнопку. Значит, достаточно отпустить — может произойти взрыв — захват невозможен. А террорист занервничал, начал кричать: «Попробуй подойди… или рукой махни… Или ударь — все взорву!» Комбат попытался вступить в переговоры и несколько минут увещевал пассажира, мол вы же в войну людей защищали, а теперь…
Из пилотской кабины вышел бортмеханик. Террорист вдруг потребовал, чтобы офицер немедленно уходил: «Пошел вон! К пассажирам! Иначе взрываю!». Пришлось подчиниться.
Пассажиры самолета, подчиняясь указаниям стюардесс, уже пристегнулись перед посадкой. Сев на место, комбат тоже пристегнул ремень. Выглянув в иллюминатор, Попов заметил вдалеке внизу клумбу в форме пятиконечной звезды. До посадки на Ленинградский аэропорт «Шоссейный» оставались считанные секунды…
Николай Григорьевич отхлебнул горячего чая.
— Я вот, думаю: что за чушь порят некоторые «прозревшие» правозащитники, пытаясь уверить, что подвиг — случайное стечение обстоятельств? Нет, что ни говори, раньше воспитание другое было. Понятия «Родина», «честь», «совесть» по другому звучали. Взять хотя бы бортмеханика с того самолета…
…Викентий Грязнов, вернувшись к террористу, вновь перебравшемуся в буфет, пытался разговорить его, успокоить, отвлечь внимание от иллюминаторов. Злоумышленник категорически отверг предложение о необходимости дозаправки в Финляндии. «Только в Стокгольм. Иначе взорву!». То ли от напряжения, то ли от волнения его рука, сжимающая кнопку, подрагивала.
Бортмеханик согласился, мол конечно, постараемся… может долетим… Только не волнуйтесь…
Когда до земли оставалось километра три, на высоте сто пятьдесят — сто семьдесят метров злоумышленник выглянул в иллюминатор практически одновременно с Поповым. Наверное он тоже успел заметить злополучную клумбу.
«А-а-а!», — Ли со своего места услышал страшный крик в буфете, а затем успел заметить, как Грязнов, очевидно поняв, что террорист сейчас взорвет бомбу, бросился в его сторону. Как на амбразуру дота…
Старый чекист вдруг судорожно закашлялся, Аня шагнула было к нему, чтобы удобнее посадить на кровати, но дед повелительно остановил ее жестом руки.
— Не надо — кхе-кхе — все хорошо.
И, действительно, приступ кончился, а Николай Григорьевич начал рассуждать о происках проклятых империалистов.
— Вот раньше все понятно было. Это мы, это — они. Идет борьба, в том числе идеологическая. А сейчас что? — Мы разрушили идеалы, не создав новых. А янки аплодируют, дескать, даешь демократию. А сами? — Да, вон, Аннушка приносила тут мне несколько их ужастиков для «видика». Смотрю: батюшки! Если убийца, то или негр страшенный, или наркоман, или психопат. Ну, в крайнем случае, арабский террорист, что, впрочем, у них ассоциируется с той же шизоидностью. А главный герой — он всегда «самый лучший», спасает не только страну, но и весь мир. А главное — хэппи-энд: через огонь и горы трупов — к светлому будущему вместе со спасенной любимой. Чем не идеологическая обработка для всех америкосов? У нас ее старательно разрушили. Ну, хорошо, большевики отвергли Бога. Но сразу же предложили замену — грабь награбленное. Потом — светлый образ товарища Сталина, коммунизм, развитой социализм, наконец, когда с предыдущими идеалами стали проблемы приключаться. А Меченный Горби? — даешь перестройку! Куда, на хрен, спрашивается? Где новые идеалы? Получили, блин, снова нищету, бандитизм и разруху!..