Вонючая китайская еда…
Ты, девка, в Чайна–тауне бывала
Тогда, в семидесятые года?
Спускаешься в подвал, сидят раскосы.
На Канал–стрит над мисками с едой,
И жаркий пар, как дым от папиросы,
Ну, опиумной, едкой бьёт волной…
С улыбками и жёлтыми, и злыми,
Обманут, предадут и завлекут.
Разделают ножами полевыми.
Сейчас же приготовят, коль убьют…
Ну что, моя немытая девчушка,
Мы входим тут в чужую карусель.
Здесь опиум, вот ложка, вот и кружка,
А вот она и мокрая постель…
Здесь гангстеры отбрасывали ноги,
Здесь в жутких шубах из морских зверей,
Актрисы бывшие, стары да и убоги,
Выкуривали трубки поскорей…
Нам подают змею или акулу?
У китаянки под ногтями грязь…
Мы опустились, детка, к Вельзевулу
В его всегда прожорливую пасть…
Простейшая китайская таверна,
Варёных тряпок загустевший смрад…
Вот нюхай, как она воняет, скверна,
Вот так он пахнет, твой предбанник, Ад…
Китай коммунистический? Ты шутишь,
Китай всегда как мыло с молоком,
Смелей, смелей, чего ты носом крутишь…
Ешь саранчу, с подкрылком и брюшком…
Зимой я ложусь с темнотой
И сплю до рассвета,
Обогреваюсь плитой
И жарю себе котлеты…
Я читаю историю Древних времён,
Я Египтом захвачен и увлечён.
Я одет в безрукавку из пуха,
А за окном сыро и глухо…
Я учёный. Зовут меня Аменхотел.
Я прогорк, хотя не ослеп.
Всё больше поножовщины и драк,
Всё солнца меньше, а дожди всё гуще,
То, что случилось в Беловежской пуще,
России не переварить никак…
И даже сквозь хмельную даль стакана,
Сжимая заскорузлою рукой,
Раздумываешь, что страна с тобой.
Вдруг натворили три злодея, спьяна…
Раздумывает подлинный мужик.
И хочется кому–то взрезать горло.
Чтобы пришёл бы злыдню бы кирдык,
Ведь до сих пор не легче, так припёрло…