Внезапно дверная ручка повернулась, и в комнату ввалились Карамелька с Самантой, которые до этого стояли на задних лапках.
— Великолепно, — проворчал Морган, — теперь они умеют открывать двери.
Животные прыгнули на кровать, свернулись у них в ногах клубком и почти сразу заснули.
— Сладкий чай с лаврушкой, — закатила глаза Дестини, — кажется, Саманта заняла твое место в сердце Карамельки.
— Ну и ладно. Теперь я смогу целовать тебя, не боясь, что она взбесится.
Улыбнувшись, Дестини почувствовала, что засыпает. Ласковые поглаживания Моргана из приятных вдруг стали несколько назойливыми.
— Что такое? — спросила она, прикрыв рукой натертую кожу на плече.
— Извини, задумался.
— О чем?
— Ты же экстрасенс. Сама должна знать.
— Прекрати умничать и отвечай.
— О Мегги и о том, как мои родители относились к ее способностям. Я кое-что вспомнил, но радостными эти воспоминания назвать нельзя.
Включив свет, Дестини села и повернулась к нему:
— Что-то из детства?
— Мегги предсказывала будущее, несмотря на то, как злились родители. А я, наоборот, держал рот на замке, чтобы не попасть им под горячую руку.
Дестини прислонилась к изголовью кровати, догадываясь, что разговор может затянуться.
— Давай-ка кое-что уточним. Сейчас ты признался, что ты экстрасенс?
— Я в курсе, что у тебя были подозрения. — Морган подтянул одеяло, чтобы укрыть ей плечи. — Боюсь, что да. То есть скорее был им.
— Никакого «был», — решительно заявила Дестини. — Это дается раз и навсегда. Это неизлечимо. Но это не какая-нибудь болезнь, и здесь нечего бояться.
— Есть, если ты сам все портишь.
— И как ты все испортил?
— Перед смертью Мегги у меня было видение о том, как рушится башня. Не о самой смерти Мегги, а только о башне. Но я убедил себя, что мне это всего лишь приснилось. К тому времени я уже был твердо уверен, что никто бы мне не поверил, реши я все рассказать.
— Не надо так себя мучить. — Дестини попыталась привлечь его к себе, но Морган не сдвинулся ни на миллиметр. Словно ее сочувствие не дало бы ему договорить.
— Много месяцев после того, как умерла Мегги, я думал, что, если бы все рассказал, родители успели бы вовремя увезти ее оттуда. И сейчас она была бы жива.
— Господи, Морган…
— Я винил себя в ее смерти, — тяжело сглотнув, продолжил он, — пока не уехал в семинарию и не похоронил чувство вины в учебе. Я усердно учился, и темные воспоминания постепенно ушли в глубокое замороженное хранилище. Я взял дополнительные занятия по основным предметам, записался на вечерние курсы по архитектуре в местном колледже, но продолжал изучать теологию в семинарии. Архитектура приносила мне удовольствие, а теология… Скажем так, я ее терпел.