– Нет! Я…
Лиам поймал брата за руку и заставил посмотреть себе в глаза.
– Два месяца, Колин! И все это время она ждала тебя, чтобы узнать, что ты кувыркался в постели с другой женщиной там, в Инвернессе. Я не хотел в это верить. Кто угодно, но не ты!
– Я не обязан перед тобой отчитываться, Лиам!
– Обязан!
– Мне надоели твои нотации! – крикнул Колин, вырываясь. На него накатила новая волна гнева. – Послушать тебя, так я – худший мерзавец на свете! А разве ты сам никогда не уезжал от Кейтлин?
Лиам побледнел.
– Колин…
– Что, вспомнил, как уплыл во Францию в тысяча шестьсот девяносто пятом, когда вышел из эдинбургского Толбота? Скажу тебе сразу: я ни секунды не верил в эту историю с покупкой оружия! Глупая придумка! Ни один нормальный человек, который просидел несколько недель в тюрьме, ожидая казни за преступление, которого не совершал, получив помилование, так не поступит! Особенно если дома его ждет такая жена, как Кейтлин! Наверняка случилось что-то, что пришлось тебе не по нраву. И ты сбежал, оставил ее. Знай, я пытался узнать, что между вами произошло. Я засыпал Кейтлин вопросами. Но твоя жена слишком сильно тебя любит, она не обвиняла тебя ни в чем, хоть ты и поступил с ней скверно!
Тишина, пропитанная враждебностью, повисла между братьями. Они молча смотрели друг на друга. Лиам медленно вздернул подбородок. Поджатые губы его побелели, нижняя часть лица судорожно подергивалась.
– Это правда, ты не знаешь, что тогда случилось, и уж точно не сегодня я тебе это расскажу, – сказал он сухо. – Хотя это совсем другое дело. Ты дождался, пока она уедет из долины, и только тогда вернулся. Ты даже не нашел в себе смелости сказать ей, что больше не хочешь с ней жить. Господи, Колин! Это же трусость, низость! Любой на месте Хью мечтал бы прибить тебя! Эх, зря я помешал ему отходить тебя, как ты того заслуживаешь!
– Не надо было вмешиваться! Моя жизнь – это мое дело!
Взгляд Колина помрачнел.
– Хотя, если подумать хорошенько… Наверное, тебя оно тоже касается.
Лиам тряхнул волосами и посмотрел на Колина. Какое-то время братья смотрели друг другу в глаза.
– Я не хочу говорить об этом, Колин.
Повисла тишина, такая тяжелая, давящая, что стало трудно дышать. Оба прекрасно знали, что стало причиной всех злоключений. Но ни один, ни другой не осмеливались произнести это вслух. Смех и восклицания товарищей в лагере, доносившиеся сквозь заросли кустарника, отсюда были похожи на глухие и далекие раскаты грома. Колин вынул фляжку виски и протянул ее Лиаму, но тот жестом отказался.
– А я думаю, что пришло время нам об этом поговорить, брат, – сказал Колин глухим голосом.