– Но если Гордон вас усыновил, то по закону вы стали его старшим сыном, и к вам должен был перейти и титул лэрда, и все его…
Он засмеялся, запрокинув голову, так что я получила возможность вдоволь налюбоваться его четко очерченным волевым подбородком. Решительно, в этом юноше было нечто, вызывавшее во мне странное волнение…
– Моя мачеха позаботилась о том, чтобы все досталось ее сыновьям. Но даже если бы мне преподнесли наследство на золотом подносе, я бы отказался. Заниматься фермами и мельницами? Нет, я желал для себя иного!
Мы какое-то время молчали. Было видно, что экскурс в прошлое заставил его разволноваться. Я решила, что лучше не спрашивать, чего же он на самом деле для себя желал. Тем временем Гордон подошел и неловко погладил меня по щеке.
– Мне жаль, но у меня нет выбора, – сказал он тихо, вынимая из кармана носовой платок.
Я закрыла глаза. Большим пальцем он очертил контуры моего подбородка. Потом пальцы его поднялись вверх по щеке, коснулись губ, задержались на их влажной поверхности. Мгновение – и я почувствовала на губах его дыхание. Оно пахло вином – выдержанным, с древесными нотками, с кислинкой. Я отвернулась и стиснула зубы.
– Уильям, сколько вам лет?
Мой вопрос, по-видимому, его удивил. Он нахмурился.
– В январе исполнился двадцать один.
– Двадцать один… Моему старшему сыну в марте исполнится двадцать. Вы понимаете, что я гожусь вам в матери?
– В матери? Неужели?
Движение поглаживающих мою кожу пальцев замедлилось, потом они и вовсе остановились. Он чуть сжал мою шею и заставил посмотреть себе в лицо. Взгляд его голубых глаз впился в мои дрожащие губы, но понять их выражение было невозможно. Губы его приоткрылись, но он тут же мотнул головой, прогоняя слова, готовые с них сорваться.
– Уильям! – взмолилась я. – Отпустите меня! Я не имею никакого отношения к вашим планам.
Он по-прежнему пристально смотрел на меня – так, словно и не слышал моих слов. Потом слегка наклонил голову к плечу и прищурился. Я почувствовала прикосновение металла к своей шее.
– Сегодня ночью я думал вас убить…
Лицо его было словно высечено из мрамора, на нем не отражалось ни единой эмоции.
– С вами много возни, но…
Он издал нервный смешок и умолк. Взгляд Гордона был все так же прикован к моему лицу, но нож он, к моему огромному облегчению, убрал.
– Однажды я нашел дневник, очень подробный… одного человека, который знал моего настоящего отца. Он описал его как человека… очень своеобразного. Ничего лестного я не прочел, надо признать. А еще этот человек в мельчайших деталях описал мою мать… – Он пропустил между пальцами спутанную прядь моих волос. – Волосы черные как смоль, глаза цвета океана, молочно-белая кожа… – Он выдержал паузу, и взгляд его стал холодным. – Сегодня ночью я пытался представить вас двадцать лет назад. Думаю, вы были на нее похожи. Джордж ее знал. Обстоятельства моего рождения туманны, и однажды я попросил его рассказать мне правду. И он сказал, что моя мать была простой служанкой, которая решила воспользоваться мною, чтобы получить часть состояния моего отца. Когда же она поняла, что ничего не выйдет, то убила его, бросила меня и сбежала. Я ненавижу эту женщину так сильно, что мне хочется ее убить! И я пообещал себе, что сделаю это.