— Вот пузо набил, — пожаловался Джеймс. — И почему я всегда обжираюсь?
— Потому что ты прожорливый свин? — предположила Джулия. — Потому что на собственные ноги надоело смотреть? Потому что хочешь дорастить пузо до пениса?
Джеймс запустил руки в каштановые кудри на затылке, подставив распахнутую грудь верблюжьего пальто ноябрьскому холоду, и громко рыгнул. На него холод не действовал, а Квентин мерз постоянно, точно застряв в какой-то личной зиме.
— Был один паренек в старину
По имени Дэйв-о,
Он добрый меч носил на боку
И ездил на добром коне-о, —
запел Джеймс на мотив «Короля Венцесласа» или, возможно, «Бинго».
— Ой, нет! — крикнула Джулия.
Джеймс написал эту песенку пять лет назад к школьному смотру талантов, и все они успели выучить ее наизусть. Джулия пихнула певца на мусорный бак, а когда это не помогло, сорвала с него шапку и стала лупить ею по голове.
— Моя прическа! Специально для собеседования!
Король Яков, подумал Квентин. Le roi s’amuse.[2]
— Не хочу быть занудой, — сказал он, — но у нас в запасе всего две минуты.
— Боже мой! — ужаснулась Джулия. — Герцогиня! Мы опаздываем, опаздываем!
Мне полагается быть счастливым, подумал Квентин. Я молод, здоров. Родители, тьфу-тьфу, тоже ничем особенно не болеют. Папа редактирует медицинские учебники, мама — рекламный художник (просто художник, поправила бы она). У меня хорошие друзья. Я прочно вхожу в середку среднего класса. Средний балл у меня такой, что большинство вообще не поверило бы, что он таким может быть.
И все же Квентин, шагая по Пятой авеню Бруклина в черном пальто и сером парадном костюме, счастливым себя не чувствовал. Почему так? Он собрал все необходимые ингредиенты, тщательно исполнил ритуал, произнес слова, зажег свечи, совершил жертвоприношение — но счастье, словно капризный дух, не пожелало явиться. Непонятно, чем еще можно его приманить.
Они шли мимо винных погребков, прачечных-автоматов, бутиков, сияющих неоном салонов связи; мимо бара, где старики уже выпивали, несмотря на раннее, три сорок пять, время; мимо коричневого Дома Ветеранов зарубежных войн с выставленной на тротуар пластмассовой мебелью. Все лишь укрепляло веру Квентина в то, что реальная жизнь должна быть совсем не такой. Космическая бюрократия поднапутала и подсунула ему эту дерьмовую замену.
Может, в Принстоне что-то исправится. Квентин повторил фокус с никелем.
— Играешься со своей волшебной палочкой? — осведомился Джеймс.
— Ни с чем я не играюсь, — вспыхнув, пробурчал Квентин.
— Стыдиться нечего, — хлопнул его по плечу Джеймс. — Это прочищает мозги.