— Конечно, зря. — Оба они говорили медленно, точно на разговорной практике по иностранному языку.
Парамедичка встала, подержалась за поясницу, покрутила головой и объявила весело, стягивая резиновые перчатки:
— Умер! — Судя по акценту, она была англичанкой.
Квентин прочистил горло. Женщина точным броском отправила перчатки в мусорную корзину.
— Отчего умер? Что с ним случилось?
— Кровоизлияние в мозг. Хорошая смерть, быстрая. Похоже, он сильно пил. — Свое предположение она сопроводила щелчком по горлу.
От долгого сидения на корточках она раскраснелась. Ей было от силы двадцать пять, одна пуговица на ее темно-синей глаженой рубашке не подходила к другим. Стюардесса рейса, следующего в ад. С некрасивыми проще: не приходится думать, что они для тебя недоступны, но эта просто бессовестно хороша. Бледная, тонкая, с большим, до нелепости сексуальным ртом.
— Мне очень жаль. — Квентин не знал, что говорить в таких случаях.
— Почему? Ведь не ты как будто его прикончил?
— Мы даже знакомы не были. Я пришел на собеседование — он брал интервью у кандидатов на обучение в Принстоне.
— О чем же тут сожалеть?
Вероятно, он взял неправильный тон. Квентин встал, что следовало бы сделать сразу, как только она подошла. Он был намного выше ее. Слишком много она берет на себя — парамедики ведь не настоящие доктора. Прочитать бы ее именную табличку, но она, чего доброго, сочтет, что он смотрит на ее грудь.
— Я сожалею не о нем конкретно, а о человеческой жизни. Я не знал его, однако его смерть вызывает у меня сожаление.
— А что, если он в самом деле был педофилом?
Значит, она слышала, что он сказал.
— Может быть. Возможно также, что он был хороший человек. Просто святой.
— Все может быть.
— Вы, наверно, часто имеете дело с мертвыми. — Краем глаза Квентин видел обалдевшего от их диалога Джеймса.
— Вообще-то желательно, чтобы пациенты не умирали — так нам, во всяком случае, говорят.
— Трудно это, должно быть.
— С мертвыми хлопот куда меньше.
— Ну да… спокойнее.
— Точно.
Выражение ее глаз не совпадало с тем, что она говорила. Женщина изучала его.
— Мы пойдем, пожалуй, — вмешался Джеймс.
— Куда так спешить? — Она упорно смотрела на Квентина — ее, в отличие от подавляющего большинства населения, он интересовал больше, чем Джеймс. — По-моему, он что-то для вас оставил. — Она взяла с мраморного столика два больших плотных конверта.
— Вряд ли, — нахмурился Квентин.
— Мы пойдем, — повторил Джеймс.
— Ты уже предлагал это.
Джеймс открыл дверь на улицу. Холодный воздух приятно напоминал о реальности — именно то, что Квентину было нужно.