В тот вечер, когда дед Игоря позвонил ей и сообщил о смерти своего сына, Ипполит на радостях откупорил лучший коньяк, а вот Софья к веселью присоединяться не стала. Сама не своя ушла в спальню и, закрыв дверь, не включая свет, долго сидела на краюшке кровати, глядя на пустой участок стены, по которому бегали отблески проезжавших на соседней трассе машин.
Она никогда не любила Данила Нечаева, но и не ненавидела, до смерти боялась и старалась избегать. Отец Игоря всегда казался ей огромным непобедимым чудовищем и одновременно человеком-кремнём, на которого всегда можно положиться. Известие о его скоропостижной смерти настолько шокировало Софью, что она на несколько дней потеряла аппетит и никак не могла выкинуть из мыслей своего старшего сына. И в последние время всё стало только хуже.
«Всё будет хорошо. Игорь сильный и умелый. Он очень похож на Данила в молодости, и он обязательно вернётся…» — Эти слова она твердила себе словно мантру уже который день. Но если обычно подобного аутотреннинга хватало что бы тревога отпустила, то сегодня непонятное волнение не оставляло женщину с самого утра. Словно какой-то озноб пробирал её при мысли о старшем сыне, тайком от неё, отправившимся служить стране в Сирии.
Кошки, словно почувствовав настроение хозяйки, как по команде встали на задние лапы, в позу сусликов, преданно заглядывая в глаза. Присев по-женски на корточки, и оправив платье, Софья положила руки на их головы, начав чесать и гладить.
— Да, да, мои хорошие. Это просто глупые бабьи страхи. Наш Игорёк не по зубам каким то там бабаям…
Рыжая Пуся тихо мурчала, глядя на неё своими огромными искристо-голубыми глазами, словно соглашаясь с каждым словом, а Ляля что-то нежно мяукала зажмурившись от удовольствия. Момент единения был прерван хлопком двери и последовавшим за ним девичьим криком.
— Мам, я дома!
— С возвращением милая.
И на просторной кухне элитной московской многоэтажки разразился цветастый вихрь. Его эпицентром была яркая, спортивная девушка лет семнадцати, с недлинными алыми волосами, одетая в спортивный костюм кричащих кислотных цветов. Это была Алиса — приёмная дочь Залезкой, которую Ипполит нагулял, пока она была беременной младшим сыном. Матери младенец оказался без надобности, муж, повинившись и вымолив прощение, предложил отдать девочку в детский приют — но это был тот случай, когда Софья сказала ему решительное нет.
Она вырастила Алису как своего ребёнка и любила не меньше чем собственных детей. И это было взаимным. Даже то, что когда девочке исполнилось шесть лет, Ипполит по-пьяни проболтался ей, что Залезкая не её родная мать — не смогло пошатнуть их взаимоотношений как мамы и дочки.