* * *
Шанцевый инструмент, в простонародье именуемый штыковой лопатой, найденный в фургоне был отменно заточен и легко вгрызался в землю. Это было не удивительно, если учесть, что выполнен он был из стали высокого качества, а то и вовсе из какого-нибудь полумагического сплава, ведь использовался карлами не только по назначению, копать или не копать, но и в качестве оружия. И, как мне помнится, совсем не безуспешно.
Кроме того земля была жирнющим чернозёмом, мягким и податливым, копать который, правда сначала добравшись через толстый слой дёрна, что я просто подрубил и вытащил целиком, было одним удовольствием. Если бы только это была не могила.
Хоронить друзей и знакомых всегда тяжело, будь он первый десятый или сотый. А с Бруно, хоть мы и не сразу поладили, и знал я его не больше пары недель, мы успели побывать в передрягах, и я подсознательно уже причислил его к своей команде. От чего на душе становилось ещё горше.
После побега Кравчика мы не сразу нашли оруженосца. Помогла Юна, которой нездоровилось и она спала в фургоне, забравшись на одно из удерживающих тент рёбер. Ламия указала направление, куда, по её словам, «Этот одержимый хаосом уволок большого и глупого». На вопрос «А что ж ты раньше не сказала, если почувствовала что он не в себе», малышка обиделась, но ответила, что во-первых вы не спрашивали, а во-вторых раньше, Это, в рыцаре не чувствовалось и лишь здесь, где сам воздух пропитан эманациями хаоса, одержимость проклюнулась и проросла.
Бруно лежал возле одного из дольменов, метрах в трёхстах от нашей стоянки. Что делали они тут, зачем Амадеуш притащил его сюда, было непонятно, но на лице оруженосца застыло удивлённое выражение, словно он не мог поверить в происходящее. На шее виднелась глубокая рана, из которой натекла громадная лужа крови, не успевшая впитаться в землю, но следов борьбы в округе не было.
Наивный здоровяк с разумом подростка, он до самого конца не мог поверить, что его кумир, человек на которого он равнялся, способен хладнокровно перерезать ему горло. Но мир оказался гораздо более жестоким к деревенскому пареньку, мечтавшему стать рыцарем.
На поиски мы выдвинулись все вместе, опасаясь возвращения Кравчика. Ведь если мы с эльфом ещё худо-бедно, но могли отбиться от него, даже с вновь обретённой безумной силой и скоростью, то Мари одну оставлять было нельзя. И теперь видя последнего человека, связывающего её с домом, лежащего в луже собственной крови, у девушки случилась форменная истерика.
Она захлёбывалась плачем, то порываясь кинуться на бездыханную грудь Бруно, то прижимаясь ко мне. При этом она пыталась что-то говорить, но разобрать было ничего не возможно.