Он в самом деле придумал. И, едва юнга принес ужин и закрыл за собой дверь каюты, взял быка за рога.
— Что ты готов дать, Фитиль, за дитя Моря у тебя на борту?
На полмгновения капитан ошеломленно замер, потом глянул на Марину в упор и усмехнулся.
— Безопасность для вас обоих, Циклоп, двойное жалованье юнге, а тебе должность второго помощника.
Чифом пока не возьму, мне бунт на корабле не нужен.
— Неплохое предложение, Фитиль. Но это еще не все. — Дождавшись, пока капитан кивнет, Нед продолжил:
— Дитя Моря — девушка. Ты не будешь спрашивать ее имени и дашь ей отдельное жилье, хоть кладовку.
Капитан снова кивнул и оглядел Марину с еще большим интересом.
— Идет. Кладовка найдется, и юнга по имени Генри меня устраивает. А с чего это?..
— Дитенка фейри понесло в море? — продолжил за него Нед. — Да с того же, с чего рыба на суше дохнет.
Смотри, какая бледная. Худо ей на берегу.
Ухмылка капитана ясно говорила, что он прекрасно понимает — кому хочешь станет худо, если попадешься на глаза графу Арвелю с прихвостнями. А уж если еще и убить парочку из них, недомогание станет смертельно опасным.
— И не расспрашивай юнгу о прошлом, кэп, если хочешь настоящей удачи. Юнга-то ответит, но ты удачу потеряешь.
Фитиль махнул рукой:
— Кракен с тобой, Циклоп, сиди на своих тайнах. Давай уже выпьем, а потом представлю вас команде. И чтобы без твоих моржовых штучек, «Роза Кардиффа» — судно мирное, а я — купец и чту закон. Усвоил?
— Разумеется, кэп! — ухмыльнулся Нед и взялся, наконец, за кружку с вином.
А Марина облегченно привалилась к его руке и почти поверила, что все неприятности позади, а впереди их ждет долгая счастливая жизнь… небольшой сундучок, спрятанный в портовой таверне… на необитаемом острове… с толстой черной крысой внутри… она мурлычет и приносит удачу…
Под мурлыканье черного кота по имени Морж она и уснула, крепко и сладко, как положено спать девочке тринадцати лет.
Глава 18**, в которой говорится о мессе, апельсинах и маврах
Малага совершенно не изменилась за те девять лет, что Тоньо здесь не был.
Все так же ласково и осторожно поутру касаются кожи солнечные лучи, манят сохранившейся с ночи прохладой беленые стены домов, а тяжелые гроздья только начавшего поспевать винограда обещают терпкое молодое вино и сладость близкой осени. Над портом перекликаются чайки, заглушая вопли торговок рыбой и ругань докеров. Скрипят мачты, грохочут бочки. Плещет о сваи ленивая волна. А входящая в гавань бригантина словно летит над водой на своих белых альбатросовых крыльях…
Лишь остановившись у каменных перил лестницы, спускающейся к «чистой» части порта, Тоньо вдруг понял, что понятия не имеет, почему ноги принесли его сюда. В Севилье он не тосковал по морю и вовсе не жаждал вернуться на флот, но сейчас взгляд сам обращался к вольным просторам и выискивал знакомый силуэт.