Ответ пришел вкрадчивым шепотом: из глубины сознания, от того, кого Мариуш частенько видел в зеркале — вместо себя. Ты бы спрятался. Нашел уединенный дом — и скрылся, а ночью снова вышел на охоту. Беги, Мариуш. Можешь отрубить себе палец с перстнем, да хоть руки, которыми ты его взял — печать стоит на твоей душе. Кадавр найдет тебя где угодно. Найди самое надежное убежище, самую прочную дверь… Не поможет. Но еще поживешь… Ночь, две, три… А там и придумаешь что-нибудь…
А что будет делать Тадеус? — спросил Мариуш. — Что он сделает, пока я буду прятаться? И тьма в глубине его души хмыкнула, не собираясь отвечать на глупый вопрос. И правда, разве ты сам не знаешь ответа? В том доме, где Майсенеш найдет убежище, наверняка будут люди. Он устроит бойню. И купит их душами еще несколько дней и ночей отсрочки…
Не пойдет, — холодно и трезво подумал Мариуш. — Я эту тварь выпустил, мне по счетам и платить. Много всякого говорили про тьеров Коринза, но быть первым, про кого скажут, что он трус?
Шпага… соль… Что можно использовать? Ни-че-го, — скучающе отозвалась тьма, заползая поглубже. — По отдельности — ни-че-го…
Вдали прогремел взрыв музыки. Скоро финал. Сейчас ария Лермианы — и все… Из оперы выйдут люди. Кто-нибудь и в эту сторону… Думай, некромант. Зря что ли ты назвал себя темным мастером?
За фонтаном шевельнулось — легла на мостовую, в свет фонарей, темная тень. Мариуш выпрямился, сжимая шпагу. Глянул на нее — и на кадавра, медленно выходящего из-за мраморного бассейна. Там, за Оперой, где скоро зачехлят смычки и несравненная тьесса Лаура выйдет на поклон, мост Четырех ветров. И кое-что может сделать даже недоучка. Только вот пойдет ли Майсенеш на мост? Не надоело ли ему играть? И как успеть?
Кадавр медленно подбирался к нему, боком, мелкими шажками, скользя вокруг по длинной дуге. Мариуш еще раз глубоко вздохнул, поднял перед собой шпагу и сломал клинок о колено. Сам удивился, как тоскливо стало на душе. Ему-то о чем печалиться? Это подмастерьям при посвящении клинок из небесного железа дарит учитель, а он просто купит себе еще. Посидит снова полгода на хлебе и воде — и купит. Если жив будет. Кадавр остановился, чуя неладное. Все время приходилось напоминать себе, что он только выглядит безмозглой нежитью, а внутри у него душа, с которой не тягаться ни в силе, ни в опыте. Не говоря уж о знаниях.
Теперь в правой руке у него остался эфес с обломком лезвия ладони в три длиной, а в левой — острие. Тяжелый кусок клинка ладони в полторы, немного расширяющийся с одной стороны. Мариуш покачал его, примеряясь. Ну, требуху у трупа вырезали при бальзамировании, иначе он бы сейчас раздулся и булькал. Магия магией, а разложение свое берет. Целиться в сердце бесполезно — его нет. В голову? Да что гадать? Скорее всего, кадавр увернется. И вообще, он же спиной стоит. Хоть бы куда-нибудь…