Федька петляла битых полтора часа, дважды выходила на Нев ский, наконец, оказалась у Шапошникова, уверенная, что следы запутала основательно. Ее впустил, как обычно, Григорий Фомич, поворчал, ушел, через полчаса принес кувшин с горячей водой и медный таз. Это было кстати — Федька еще спросила мыло, мочалку, и быстренько вымылась на сон грядущий — чтобы не успел остыть чай в кружке, к которому полагался пирог с грибами.
Потом она легла, вытянулась, закрыла глаза — но сон не шел, зато началась беседа с незримым Санькой.
«Я тебя не выдам, — мысленно говорила Федька, — я все сделаю, я пойму, кто за мной ходит, и деньги заработаю, и с девками договорюсь, чтобы тебе оправдаться, все для тебя сделаю, все, и ты поймешь… и я скажу вслух… наберусь мужества и скажу — люблю, люблю, люблю… и все вмиг переменится!»
От таких мыслей вместо сна приходит хмельное настроение, хочется ощутить связь между двумя сердцами чуть ли не как струну, которую можно подергать, и послать сигнал — блик света, долгую ноту, и получить обратно. Федька маялась, маялась, и вдруг открыла способ дать знать о себе любимому.
Она прокралась в гостиную, где стояли клавикорды, и одной рукой наиграла мелодию того самого танца — дуэта Прометея и Пандоры. Мелодия родилась сразу и без ошибок. Федька поняла, что она полетела к Румянцеву, что прилетела, что прикоснулась, — и тогда лишь смогла заснуть счастливым, невзирая ни на что сном.
Летний дворец, который звали еще Деревянным, был дворцом-призраком — заброшенным, ненужным, несмотря на свою необъятность и обветшавшую роскошь. Строил его для государыни Елизаветы еще сам Бартоломео Франческо Растрелли.
Он не жался и каждый вершок не считал — дворец вышел просторный, с огромным двусветным залом, великолепными галереями, в том числе и перекинутой через Мойку — чтобы Елизавета Петровна могла ходить гулять для разнообразия в Летний сад, хотя и у самого дворца, перед главным фасадом устроили великолепные фигурные цветники, высадили подстриженные деревья, соорудили фонтаны, и получился хотя невеликий, но ухоженный парк.
Государыня Екатерина Алексеевна жить в этом дворце летом не пожелала — с ним были связаны печальные воспоминания. В Летнем дворце она родила сына, которого у нее тут же забрали, с триумфом унесли в покои Елизаветы Петровны, а она, мать, лежала одна, беспомощная и забытая, на растерзанной постели, — не у кого кружку воды попросить.
Растреллиево творение считалось двухэтажным, первый этаж — каменный, второй — деревянный, с высокими большими окнами. Был и третий — вроде чердака. Когда-то решено было красить здание в розовый цвет, но уже давно его не обновляли, стены стояли облупившиеся, из многих окон пропали стекла, воры понемногу растаскивали и печные изразцы, и наборный паркет, не говоря уж о зеркалах.