Федька бесшумно проскользнула в гостиную и присела на канапе, сперва разложив юбки во всю ширину, потом подобрав сбоку, чтобы Санька мог сесть рядом. Он появился так же бесшумно, подошел, опустился и, чтобы удобнее было шептаться, протянул руку по спинке канапе у Федьки за спиной — это было почти объятие! Она же наклонилась к избраннику души и пристроилась щекой к его плечу.
Счастье, неудержимое и всепоглощающее, поселилось в душе, и каждый миг отныне становился целой вечностью, исполненной блаженства.
— Вот видишь, эти люди ищут убийцу бедной Глафиры, — сказала Федька, когда они подробно рассказали друг другу о своих приключениях (кроме позирования, разумеется; Федька, может, и в этом подвиге бы призналась, да Санька не спрашивал).
— Теперь вижу. Но если посредником был Сенька, если он таскал записочки, то что с ним стряслось? И куда подевался Трофим Шляпкин? — спросил Санька.
— А если Сенька пропал сам по себе? И посредником был Трофим? — вопросом же ответила Федька. — Убийцам вовсе ни к чему оставлять в живых человека, который им служил.
— Говоришь, Ухтомские?
— Так я поняла. Когда ты рассказал про Летний дворец, я тут же вспомнила эти письма сильфов на столе у господина Шапошникова. И оказалось, что все соответствует. Я Ухтомских помню — они часто на балеты ходят. Хоть у Натальи спроси — у нее со старшим, с князем Платоном, что-то когда-то было, коли не врет.
— А если я пойду в управу благочиния и расскажу все, что знаю?
— Погоди ты с управой! Шапошников хочет доказать, что убийцы — Ухтомские, но это непросто. Есть кому их выгораживать — князья же! Ты ему не мешай, а то как раз наделаешь беды.
— Да что за Шапошников?
— Хозяин здешний, живописец, типографщик…
— Какое ему дело до Глафиры?
— Он с товарищами не один только розыск о Глафире затеял, они и про судей, и про откупщиков много занятного узнали. Погоди, через купчиху Огурцову отыщем Сеньку, может, он правду знает. Может, он и вовсе — свидетель злодейства. Тогда его и надобно вести в управу благочиния.
— Очень я удивлюсь, коли Сенька еще жив… — буркнул Румянцев.
Они еще немного посовещались, строя домыслы: отчего Глафиру выманивали в какое-то путешествие, а потом убили прямо в театре? Ничего разумного не придумали и поняли, что пора им расходиться по комнатам.
Санька пошел провожать Федьку, и у той сердце затрепетало: а ну как захочет остаться? Но он лишь поцеловал в щеку. И это было понятно — битый час толковали о Глафире, после этого не до амуров.
Всю ночь Федьке эти самые амуры мерещились. А наутро — пожалуйте позировать. Господин Шапошников в разноцветном фартуке малевать желает. И сердится, что голая девица на топчане как-то уж больно невнимательна. А та прислушивается — не зазвучит ли в глубине причудливого дома любимый голос. А он и не мог прозвучать — пока Федька позировала, явился Никитин и опять повез Саньку к портному.