— Как! У вас достало бы на то смелости? — спросили оба друга с невольным содроганием.
— Поставьте себя на мое место, — возразил капитан, добродушно улыбаясь, — при первой встрече с военным кораблем, который будет в силах овладеть нами, мы заранее знаем, какая участь ожидает нас… Вы отказываетесь дать честное слово, как я этого желаю, значит вы имеете надежду и намерение избавиться от нашей власти, и в таком случае, вы будете для нас причиной крайней опасности. Вот почему, мне следует отделаться от вас, чтобы самому не быть повешенным из-за вас.
— И прекрасно, капитан, с вами не надо по крайней мере долго томиться, — вы умеете предлагать вопросы с полной точностью. В ваших руках сила, мы не станем этого оспаривать, а потому даем вам слово, что мы не станем искать случая бежать, не будем подавать сигналов, какого бы то ни было рода судам, с которыми можем встретиться.
— Вот вам рука, господа, я очень рад за ваше решение, теперь вы можете проводить время по-прежнему.
— Обязаны ли мы пожать вам руку под опасением прежних угроз?
— Ни мало не обязаны.
— В таком случае, капитан, позвольте нам отказаться от этого.
— Как вам угодно. В вашем уважении я не нуждаюсь.
— Так как вы настолько…
— Прошу вас, господа не стесняйтесь. Как видите, я предоставляю вам свободу слова…
— Настолько свободны от предрассудков, то мы считали бы за счастье, если бы вы согласились дать нам еще одно позволение.
— Какое?
— Мы желали бы обедать вчетвером отдельно, не в общей столовой.
— О! Вам неугодно со мной обедать?.. Извольте, но позволения мое касается только вас двух.
— Как же это?
— Вы не имеете никакого права говорить от имени других пассажиров, а я намерен сам переговорить с ними. Господа, ваша аудиенция кончилась и думаю, что как раз вовремя, потому что боюсь, как бы вы не возмутили наконец спокойствие моего духа.
— Капитан, честь имеем откланяться…
Вслед за ними приглашены были Жилиас и Тука, чтоб выслушать те же предложения.
— Никогда, — возразил Тука восторженно, — никогда вы не получите от нас слова, что мы не станем искать случая бежать… и не донесем на вас! Знайте, капитан, моему правительству будет подробно донесено о ваших злодеяниях, как только…
— Очень хорошо, господа, — перебил Ле Ноэль его слова, с трудом сдерживая желание расхохотаться, — вполне понимаю ваши чувства и всю деликатность их, и отнюдь не хочу насиловать вашей совести, но считаю долгом предупредить вас, что вы произнесли смертный приговор себе.
— Смертный приговор! — воскликнули бедные друзья, содрогаясь.
— Сами посудите, — вы хотите, чтобы меня повесили, так не лучше ли мне повесить вас прежде?