Таубе этот рапорт лично отвез начальнику всей гвардейской артиллерии, генерал-майору Козену,[306] и при этом подал ему от себя еще другой, представляя все происшествие как явный бунт против него, и что это нечто иное, как возобновление истории, начатой еще за границей, во Франции, под Труа, когда он только что был назначен командиром бригады. Козен взял на себя поддержать Таубе.
Государь тогда находился во Франции; гвардией командовал граф Милорадович, а начальником штаба при нем был ген. – майор Сипягин. Когда Козен донес о сем Милорадовичу, тот немедленно приказал, арестовав Базилевича, Столыпина и Ярошевицкого, посадить их на гауптвахты порознь. Базилевича на сенатскую, второго на смольную Новодевичьего монастыря, а последнего на арсенальную, и назначил особую комиссию из полковников от каждого пехотного гвардейского полка по одному, под председательством начальника 1-й гвардейской пахотной дивизии барона Розена,[307] коей поручил произвести строжайшее следствие.
В то время я жил на Песках, недалеко от Преображенских казарм, и как я был единственный независимый офицер в бригаде, состоя в резерве, то все наши офицеры, попеременно навещая меня, при настоящих обстоятельствах избрали квартиру мою центральным пунктом сообщений между Базилевичем и Столыпиным, и у меня собирали сведения о делаемых тому и другому вопросах и об их ответах.
Между тем, не находя способов жить с женой в Петербурге, я решился подать прошение о переводе меня в армию, и хотя уже не состоял под начальством Таубе, но он, вероятно, проведав о бывающих у меня совещаниях, пожелал и меня привлечь к делу, донеся, что я женился, не получив от начальства на это дозволения. В один день я был чрезвычайно удивлен приездом ко мне совершенно незнакомого мне адъютанта Козена, Гардера, который объяснил мне, что он приехал удостовериться, справедливо ли донесение Таубе. Я отперся… и вместе с этим рекомендовал жену мою. Гардер, благородной души человек, понял шутку и взялся быть за меня защитником у Козена, так что в отношении меня все преследование Таубе этим ограничилось.
Дня за три до приезда государя в Петербург Базилевич и Столыпин были освобождены из-под ареста, и каждый из них получил открытое свидетельство от графа Милорадовича, что донос Ярошевицкого на них совершенно неоснователен. Все мы уже радовались, что победили, – вышло совершенно напротив.
По прибытии государя объявлено было повеление на другой день быть у развода в экзерциргаузе всем офицерам гвардии. Разумеется, не было исключения и для артиллерии. Но государь к разводу не прибыл, а приказано офицерам для представления ехать во дворец. Но каков же был сюрприз для наших (я у развода не был), когда при входе в покои дворца у каждого входа артиллеристов встречало запрещение идти далее, с объявлением, что государь не желает их видеть. Это крепко всех нас смутило и заставило призадуматься.