Андрей Рублев (Тарковский, Михалков-Кончаловский) - страница 39

Некоторое время молчат, и слышно только деревянное повизгивание весла.

— Во скрипит… — бормочет Андрей.

— Хорошо скрипит, — возражает мальчишеский голос.

— У тебя все не как у людей, — сердится Петр.

— Почему это?

Все ближе голоса, все ближе и ближе лодки, и вот они уже скользят у самого берега, задевая веслами прошлогоднюю осоку.

— Не успеем мы, — говорит кто-то простуженным голосом.

— Ну, завтра будем.

— Собора не распишем до холодов, июнь уж виден, — объясняет Алексей.

— Так, может, остановимся?! Есть хочется! — перебивает Андрея голос Фомы со второй лодки.

— Как хотите!

— Тогда давайте к берегу! — кричит Даниил.

Густые сумерки. Обе лодки пристают к берегу, шуршат, раздвигая лозняк. Иконописцы гремят веслами, вылезают из лодок, разминаются, вглядываясь в темноту наступившего вечера, переговариваются.

Здесь и Петр — молодой с грустными глазами послушник, и Алексей — веселый курчавый богомаз, и Сергей — тот самый Сергей, который чудом спасся от ослепления и теперь состоит в учениках у Андрея, и сам Андрей. Из другой лодки вылезают Даниил, Фома, вытянувшийся, повзрослевший, и двое незнакомых: мужик с бабой — мирские, муж и жена.

Неожиданно из темноты появляются несколько верховых и окружают путешественников.

— А ну-ка дай огня! — раздается сиплый голос.

Кто-то соскакивает с лошади и, вздув факел, обходит иконописцев, освещая их лица. Те неподвижно стоят и прислушиваются к фырканью коней в темноте.

— Чего вам? — испуганно спрашивает Даниил у всадника, тихо подъехавшего к самым лодкам.

— Кто такие? — раздается вместо ответа.

— Из Москвы мы. Мастера, — торопливо отвечает Алексей. — Во Владимир едем.

— По приказу князя великого едем! — объясняет Даниил. — Успенский собор расписать заново приглашены.

— А старшой кто у вас тут? Ты, что ли? — спрашивают из темноты.

— Нет, — отвечает Алексей. — Вот он…

— Я старшой, — выступает вперед Даниил, — Черный Даниил.

— Ну-ка иди сюда, Черный.

Даниил исчезает в темноте. В стороне неровно посвечивает факел, вырывая из темноты украшенные медью седла и мокрые бока коней.

Иконописцы с тревогой прислушиваются к доносящимся до них обрывкам разговора.

Факел описывает огненную дугу и с шипением гаснет в реке. Слышится чавканье копыт по сырому берегу и треск кустов. Затем наступает тишина. Даниил возвращается к лодкам.

— Чего они? — спрашивает Андрей.

— Дружинники, — отвечает Даниил. — Вора ищут какого-то. Говорят, того, кто хоромы спалил княжеские, помнишь?

— Это позапрошлой зимой, что ли? — интересуется Алексей.

— Ну да.

— Э-э-э! — смеется мирской. — Теперь ищи его свищи! Позапрошлой зимой!