, сидит Фома. Сергей примостился на лесах, свесив босые ноги и прислонившись щекой к шершавому стояку. Мирской мужик — Григорий — уселся у стены, подтянув к подбородку колени и положив на руки лохматую голову.
И только одни Петр работает. Он сосредоточенно шпаклюет одно и то же место, которое уже и без того идеально отшпаклевано, как, впрочем, и вся стена. Все молчат. В тишине раздаются звонкие шлепки известки и скрежет мастерка.
Фома обводит собор угрюмым взглядом и громко зовет:
— Алексей!
Григорий, которого можно было принять за спящего, поднимает голову. Слово гулко разносится, перебрасывается от одной стены к другой и глохнет в сонной духоте. Алексей не отвечает. Фома снова погружается в лицевой подлинник.
— Пусти, раствора наберу, — подойдя, просит Фому Петр.
— Материал только переводишь. Кому это надо-то? — морщится Фома, неохотно вставая с ящика.
— Там недоделочка еще такая… — оправдывается Петр, подняв брови. Набрав раствора, он возвращается в свой угол, откуда через минуту опять несутся жидкие шлепки и жестяной скрежет.
— Голова чего-то болит, — раздается мрачный голос невидимого Алексея.
— А ты спи больше! — советует Григорий. — От пересыпу и болит.
— Где ж от пересыпу, когда я вторую неделю заснуть не могу по ночам, маюсь?
— Чего ж ты делаешь по ночам? — интересуется Фома.
— Да ничего! Лежу, гляжу.
— Куда? — спрашивает Сергей.
— С открытыми глазами лучше, — делится печальным опытом Алексей. — А глаза закроешь — все какие-то мошки, такие зелененькие мельтешат перед глазами…
— А ты днем не спи, тогда и ночью спать будешь, — советует Фома.
— Гроза, наверное, будет… — хрипло бормочет Григорий, привалившись к стене.
— Фома! — зовет сверху Сергей.
— Что тебе?
— Я сбегаю искупнусь? — просит малый.
— Нечего, нечего, — не разрешает Фома.
— Я быстро!
— Я сказал: не пойдешь…
— Жарко… — канючит Сергей.
— Ничего не жарко, не ври.
Петр отрывается от работы:
— А может, ему, правда, жарко?
— А почему тогда ему одному жарко? — спрашивает Фома.
— Мне вот тоже, например, жарко, — утверждает Петр.
— Конечно, он сидит, а ты работаешь! — злится Фома.
— Да пусти его искупаться, — заступается за Серегу Григорий.
— Нечего-нечего баловать! — доносится сверху голос Алексея. — Пускай со всеми сидит!
— А ты бы помалкивал! — крикнул Григорий. — Весь день сопишь, как сурок, вниз только пожрать да по нужде спускаешься!
— А ты что, работенку мне какую подыскал?! — язвит задетый за живое Алексей.
— Да ты ее сам подыскал, как хотел!
— Ну и все! — голова Алексея скрывается, но злой голос его продолжает бубнить: — А если все сидят, Сережка тоже пусть с нами…