Не должно быть так важно, как именно выглядит место поклонения, но я думала, что правильная обстановка помогает, знаете?
Но как только я вошла внутрь, то была захвачена в другой мир запахом восковой полироли. Она не пахла так, как в доме у моей бабушки. Это вернуло воспоминания о домашней выпечке и её историях перед сном.
— Торри, что ты здесь делаешь?
Я услышала мамин голос с задних рядов.
— О, привет мам! Что ты делаешь па полу?
Она вздохнула.
— Обе женщины, которые должны были убирать здесь, отменили свой приход. Одна уехала, чтобы ухаживать за своей больной сестрой в Гейнсвилле, а у другой вросший ноготь, поэтому она не может ходить.
— Боже, мама. Ты управляешь этим местом, сидишь на всех этих ху…чёртовых комитетах, ты помогаешь родителям и детям, а ещё и убираешься в церкви? Ты должна попросить Бога о повышении.
— Не будь такой дерзкой и не богохульничай, — сказала она, но я также уловила улыбку в её голосе, — ты можешь помочь мне, знаешь.
Я закатила глаза.
— Хорошо. Но, знаешь, уборка идёт против моей религии.
Она засмеялась.
— Я заметила. Просто скажи себе, что это будет хорошо для твоей души.
— Без разницы. Что нужно делать?
Она указала мне на тряпки, на полироль и чертовски огромную кафедру для проповедника, которая должна сиять в честь Божьей Славы, или как-то так.
Гримасничая, я намазала полироль на тряпку и принялась к уборке.
— Итак, что же такого срочного случилось, что ты соизволила переступить порог нашей церкви? — спросила она довольным голосом.
— Это касается Джордана, — ответила я, сразу приступая к делу.
— Я так и знала, — сказала она тихо.
— Кто-то пробил шины на его грузовике прошлой ночью. И так, как этого было недостаточно, они разбрызгали краску по всей машине. И я вполне уверена, что те же самые люди пытались сбить его сегодня утром на машине. Ты видела, каким побитым он был. Он не рассказал бы мне об этом, но это очевидно, что его преследовали.
— Он сообщил об этом?
— Нет, и это беспокоит меня. Он отказался привлекать полицию. В смысле, я понимаю, почему он не хочет делать это, у него что-то вроде аллергии на парней в голубом, но если не сделать что-нибудь, я боюсь, что станет только хуже.
— Боюсь, ты права, — сказала она устало, — я проповедую о толерантности и прощении, пока не посинею: «При всём смирении, кротости и терпении, относитесь друг к другу с любовью», — но это, кажется, не сделало никакой погоды.
Она звучала подавленно, это не было похоже на мою маму.
— Я надеялась, что ты придумаешь что-то, — признала я.
— Милая, проблемы Джордана — это не твоя ответственность.