Положение бедного графа было ужасно. Он не смел ссориться с Захер-Мазохом: это могло быть еще более опасным для его оперы, чем знакомство жены с м-ль Штребингер.
Но ведь П*** дал честное слово.
Честное слово мужчины, который подсматривать за женщиной! Право, граф, я не понимаю вас.
Если Катерина сделала что-нибудь компрометирующее нас, все будет кончено между нами; в противном случае граф обязан извиниться. Таково было мнение моего мужа.
Через несколько дней Катерина, совсем оправившись, была в состоянии выйти из дому. Ее первый визит был, конечно, к нам.
Когда Леопольд услыхал шум подъезжающего экипажа, он страшно заволновался.
Она вошла, бледная и несколько похудевшая. Леопольд тотчас же заговорил:
– Ты знаешь, Катерина, что я не вмешиваюсь в твои дела и не намерен быть судьей над твоей нравственностью, но если твои поступки задевают мою честь, я не могу пропустить их спокойно.
– В самом деле! А что же я сделала оскорбительного для твоей чести? – спросила она очень спокойно, но заинтересовавшись.
Тогда Леопольд рассказал ей, что произошло в отеле «Слона», и продолжал:
– Ты можешь себе вообразить, какое впечатление это произвело на графа Витгенштейна и его жену. Графиня больше не желает бывать у нас, чтобы не встречаться с тобой. Ты понимаешь насколько это оскорбительно для нас. Делай, что тебе удобно, но устраивайся так, чтобы твои друзья не были замешаны в твои похождения. Ты обязана сделать это для них. Все знают наши близкие отношения, и никто не поверит, что мы не знаем о твоих поступках. Какую тень это бросает на Ванду!
– Довольно! Ты просто невежа, и твой граф также, – воскликнула Катерина, пожимая плечами.
Затем она обратилась ко мне и объяснила, как все это произошло.
Как-то ночью она почувствовала себя очень плохо и боялась задохнуться. Ее горничная Флора, не ночевала в квартире: она приходила утром, а вечером уходила к себе. В этот день Флора оставалась до полуночи. Катерина послала ее за доктором, прося его прийти к ней еще раз, и чтобы девушке не пришлось сопровождать его, она велела ей отнести доктору ключ от квартиры, чтобы он сам мог отпереть дверь. Доктор пришел и нашел ее горло в очень плохом состоянии, требующем продолжительного ухода, а так как возле Катерины не было никого, то он остался и сам сделал все, что надлежало. Около двух часов Катерина почувствовала себя лучше, и доктор мог уйти.
Катерина рассказала все это не из желания оправдаться или потребности объясниться: она ни о чем подобном не думала; она говорила только потому, что желала показать нам, как она довольна, что «клопиха» проследила за ней как раз в ту ночь, когда к ней пришел не любовник, а врач, и что благодаря этой случайности она имеет теперь право наказать барона за его сплетни. Это ее раздражало, но вместе с тем и забавляло, потому что тоже было проявлением жизни.