Сначала Штауденгейм с удивлением слушал его, не понимая, наверно, что Леопольд хотел этим сказать. Одну секунду он был смущен, но затем очень быстро нашелся и сказал мне:
– Если вам вздумается протянуть вашу руку за моим сердцем, сделайте это, и вы встретите его на полпути.
И обратился к Леопольду:
– Нет, нет, мой дорогой поэт, я не боюсь красивых женских рук, даже этих, – сказал он, указывая на мои руки, которые я спрятала под стол, – хотя они самые красивые, которые я когда-либо видел.
Несколькими днями раньше, во время игры на бильярде, я слыхала, как Леопольд выражал одному из присутствовавших офицеров свое сожаление о том, что женщины не особенно любят бильярд, между тем как грациозность движений в этой игре больше, чем во всякой другой, давала возможность выказать красоту их форм. С этого дня я перестала играть. У меня, впрочем, нашелся для этого хороший предлог: я снова была беременна и заявила моему мужу, что резкие движения могли повредить мне.
Я боялась, чтобы выходка моего мужа не испортила моих отношений с Штауденгеймом, но этого не случилось. Между нами было как бы молчаливое соглашение не давать никому возможности нарушить то удовольствие, которое мы испытывали в обществе друг друга. Мы были спокойны и уверены в себе, сильные чистотой наших отношений.
* * *
Было очень жарко. Одетая в легкий капот с открытой шеей, я занималась глаженьем кружев в столовой. Мой муж и Штауденгейм разговаривали, сидя против меня. Пара ласточек, свивших свое гнездо на широкой раме картины, то влетая, то вылетая из окна, порхала над нашими головами, солнце, блестевшее широкими пятнами на паркете, заливало всю комнату светом.
– Взгляни на свою жену, – сказал Штауденгейм Леопольду, – во всем ее блеске, на солнце! Много ли найдется женщин, которые решились бы на это? Она точно расцветает на солнце.
– Отлично! Ухаживай за моей женой в моем присутствии! – заметил Леопольд.
– Именно в твоем присутствии! – возразил Штауденгейм с оттенком нетерпения в голосе. – Не будь она твоей женой, я, конечно, ухаживал бы за ней только наедине.
– Жалуйся еще! Вместо того, чтобы быть мне благодарным!
– Каким же образом ты хочешь, чтобы я доказал тебе мою благодарность? Позволив мне поцеловать ее… вот тут, за ухом?
Он встал и указал пальцем. Он сделал это так невыразимо забавно, что мы все расхохотались.
– Итак, ты позволяешь?
– Попробуй, – сказал Леопольд, – только советую тебе держать ее за руку, а не то я ни за что не отвечаю.
Штауденгейм подошел ко мне сзади, и не успела я поставить на место горячий утюг, как он схватил меня за руки и крепко, по-братски поцеловал.