— Шестидесятилетняя мать, чем-то отдаленно напоминает нашу тетю Зину — характер далеко не сахар. Виктор Леонтьев — бизнесмен. И две девочки: Нина и Ксения.
— Дети, наверное, избалованы до неприличия? Хотя… чему удивляться, все они там на головах ходят. Детки богатеньких родителей — это особая статья: подай-принеси.
— Ничего подобного, Ниночка, например, меня сегодня домой не отпускала. Такая красивая девчушка — как картинка.
Валентина Федоровна понизила голос до шепота:
— Я так понимаю, ты решила там надолго осесть?
— Судя по всему, да.
Ответ явно пришелся матери не по душе.
— А ты хорошо подумала, прежде чем сделать окончательные выводы? Людка, задай сама себе вопрос: надо ли тебе все это?
— Что ты имеешь в виду под словосочетанием «все это»?
— Находясь постоянно в доме, ты лишаешься возможности бывать на людях. Добровольно заточишь себя в четырех стенах вместе с детьми — и прощай свобода.
— Можно подумать, когда она в саду работала, каждый вечер на дискотеки бегала, — протянула Марина, обменявшись с Людмилой понимающими взглядами.
— Бегала не бегала, а в саду все же был контакт с людьми. Здесь же он начисто отсутствует.
— Мам, не нагнетай, я остаюсь у Леонтьевых, нравится тебе это или нет.
Сидевший доселе молча Михаил Иванович, прищурив близорукие глаза, тихо произнес:
— Людмил, а ты от нас ничего не скрываешь?
Алимова заерзала на табуретке.
— Ой, папуль, а что я могу скрывать?
— Не знаю, как вам, — Михаил обратился к жене и младшей дочери, — а мне кажется, Людмилка вся светится.
— Я заметила, — с нескрываемым сарказмом молвила Маринка.
Валентина Федоровна вытянула губы трубочкой:
— Ха! Светится, ну вы и сказанули. С каких пирогов ей светиться? Подумаешь, большое дело — получила работу няньки у толстосумов. Лично я не вижу повода для ликования. А ты, Людка, запомни: не все то золото, что блестит. Намучаешься ты еще с их детками, как пить дать намучаешься. Ты не кривись, не кривись, а вот пройдет время, вспомнишь мои слова. Вы изначально знали, что я против ее ухода из садика, но разве к моему мнению кто-нибудь прислушивался? Нет. Я попросту сотрясаю воздух, я для вас пустое место. — В Валентине проснулась актриса.
Картинно закатив глаза, она приложила ладонь ко лбу и, не глядя на домочадцев, вышла из кухни.
— Голова разболелась, — бросила на ходу.
Марина тянула сестру в комнату:
— Разговор есть.
— Дай хоть чай допить.
— Бери чашку и дуй за мной.
В спальне Людмила смотрела на взбудораженную Маринку и не спешила делиться радостным известием.
— Я вся внимание, — сказала она, поудобней усаживаясь в кресло.