Также необходимо вспомнить, что Питер Грант вышел из эпохи, когда бухгалтеры и юристы еще не захватили музыкальный бизнес. Которую его бывший наставник Дон Арден, абсолютный браконьер, ставший лесником, называл «дни Дикого Запада музыкального бизнеса». Или, словами кое-кого, с кем Грант позже дружил, менеджера Dire Straits Эда Бикнелла: «Во времена Питера деньги засовывали в орган Хаммонда и делали рывок к границе». Как однажды сказал Микки Мост, «[Питер] был мечтателем и гнал вперед». Он также был умен и мог произвольно фонтанировать цифрами и фактами из контракта. Если это не срабатывало, он брал пример с Дона Ардена и ставил тебя к стенке, угрожая. Однако в отличие от Дона, который провел военные годы, симулируя болезнь в армейских казармах в сотнях миль от линии фронта, Питер не наставлял на тебя ружье — во всяком случае, не сразу. Но он ничуть не беспокоился, когда видел его, и конечно, не в Америке, где с ними встречаешься на каждом шагу. Еще более пугающим его поведение делал его неожиданно мягкий голос, удивительно высокий, даже когда он кричал, и красивые коровьи глаза с длинными ресницами, которые суживались в непроницаемые щелки, когда он злился. По Америке прошел слух еще задолго до появления Led Zeppelin: Питер Грант не спорит. Он просто говорит тебе, что к чему. А если это не срабатывает, показывает тебе — лично.
Также он, что практически неслыханно, расценивал своих артистов как друзей, членов большой семьи, в особенности Джимми Пейджа, которого считал чуть ли не вторым сыном. «Я всегда относился к Джимми с огромным уважением и восхищением, — говорил Грант. — Я чувствовал, что был ближе Джимми, чем любой другой член The Yardbirds. У меня была безмерная вера в его талант и способности. Я просто хотел, чтобы он делал то, что в тот момент, по его ощущениям, было для него лучше всего». Человек, который вырос без поддержки большого семейного круга, он из кожи вон лез, чтобы создать собственный, теперь он был отцом — менеджером — сам. По существу, такого прецедента не было. Позже его сравнивали с полковником Томом Паркером, менеджером Элвиса Пресли. Но полковник собирался продать — и продал — имя Элвиса тому, кто предложит наивысшую цену, и до, и особенно после его смерти. Джи скорее бы отрубил себе руку, чем продал бы своего артиста в реку коммерческого дерьма, куда Полковник запросто отправил Элвиса, небрежно пронесшегося вниз. Точно так же сильно Брайан Эпстайн поддерживал The Beatles, но он был новичком, слабым в деталях, который в конечном счете признал бы себя побежденным самым драматическим образом, оставив своих артистов ни с чем на милость более крупных, более жестоких хищников. В сравнении Питер Грант выдержал проверку столько раз, прежде чем Zeppelin появились на его пути, что он чувствовал себя так, словно обладал ими. До такой степени, что, в отличии от долбаной провалившейся сделки с записью, которую Эпстайн заключал для The Beatles — и которую затем пришлось перезаключать, после того как их карьера взлетела в стратосферу, — Грант был способен добиться крупнейшего контракта в истории музыкального бизнеса. Фактически, у Гранта было больше общего с человеком, в конце концов заменившим Эпстайна, драчливым Алленом Клейном, который, когда его спросили для журнала Playboy, стал ли бы он врать или красть для своих клиентов, ответил соответственно: «О, само собой» и «Вероятно». Питер Грант искал любви от своих артистов, чтобы давать ее и получать.