— Ш–ш–ш, ш–ш–ш, — осуждающе мотала всклокоченной головой по асфальту метла, но, наивная, ровном счётом ничего не разумела.
Коллективное письмо с требованием немедленного, по суду, отстранения Феди от работы составили на удивление быстро. Нетреба обеспечила наличие всех пятидесяти девяти подписей. Жабчук исправила незначительные грамматические ошибки. Корицкая, не доверяя почте, самолично побежала с письмом в прокуратуру.
Из замочной скважины дерматиновой двери высунулась и упала на пол очередная трубочка бумаги. Из рук замешкавшейся Лапоньки ее поспешно выхватила бухгалтер Ольга Петровна.
— Элиза Радивиловна надеется, что мы теперь побалуем ее чем–нибудь особенно хорошим, чтоб она смогла отвлечься от своих тяжелых переживаний, — прочтя записку, сообщила бухгалтер и внезапно залилась краской. Чувствительная и робкая, она часто краснела, читая деловые записки от управляющей. Но на сей раз поводом к смущению послужили не дела служебные, а печальные воспоминания о событиях минувшего дня. Ольга Петровна тяготилась мыслью о том, что не смогла принять участия во всеобщем торжестве. Виной тому была приобретённая ею в ближайшем ларьке плитка шоколада. По сравнению с иными подарками Дня благоговения шоколадка, как на грех, оказалась столь недопустимо малой по объёму, что Ольга Петровна в смятении не заметила, как съела её… Всю, без остатка… Вместе с золотой цепочкой, стыдливо запрятанной под обертку… К началу собрания судьба цепочки все еще не была решена. Бухгалтер перечла записку и, краснея, предложила побаловать управляющую иным, более доступным в настоящий момент способом:
— Давайте ежемесячно отчислять по одному проценту от нашей пятипроцентной премии в фонд Элизы Радивиловны. Нам — урон небольшой, а она эти неучтенные деньги всегда сможет перенаправить на какие–нибудь добрые дела.
— О, О-ольга, я тебя люби–и–ил! — неимоверно фальшивя, запел из наскучившего всем «Евгения Онегина» дядя Вася под шаркающий аккомпанемент своей метлы. — Тебе–е–е единой посвяти–и–ил…
Ольга Петровна вспыхнула вся, как маков цвет, но, чуть поразмыслив, аккуратно высморкалась в белоснежный кружевной платочек и из–под приспущенных ресниц поискала глазами выражения сочувствия на лицах коллег:
— Поверьте, у меня с дядей Васей отродясь ничего не было! И вообще, я сейчас верна своему мужу как никогда! Грешно так безосновательно порочить порядочную женщину во мнении всего коллектива!
— Дык я ж… — попытался возразить дядя Вася, но сослуживцы, уже не скрывая своих недружественных чувств, не дали ему договорить. После скверного исполнения дворником любовной арии из «Онегина» всем стало совершенно очевидно, что его доморощенное восприятие людей и мира срочно нуждается в сугубой, целенаправленной коррекции. Нина Нетреба лишь первой сформулировала и без того уже давно витавший в конторской атмосфере вопрос: