Когда я после доклада командиру полка вышел с КП, меня окружили взволнованные товарищи. Они наперебой говорили:
— Марков утверждает, что мы не сбивали самолетов. Он говорит, что три раза сегодня поднимался в воздух и не видел «фоккеров».
— Что ему надо?! Что ему надо! — кипятился Даватьян. — Он говорит, что мы — летчики для докладных и праздничных рапортов. Ай-ай, плохой человек!
— Довольно! — приказал я. — Раскудахтались! Прикажите, чтобы подготовили мой самолет! Я сейчас вылетаю.
Я вернулся к командиру полка и попросил разрешения сходить «на охоту» в паре с Марковым.
Командир полка лукаво посмотрел на меня и вызвал Маркова:
— Вы согласны слетать «на охоту» с Некрасовым?
Старший лейтенант от неожиданного предложения просто опешил. Он переводил взгляд то на Армашова, то на меня с каким-то растерянным видом. Отступать же он не мог, не позволяла гордость, и мы пошли на аэродром. Шли под взглядами почти всего личного состава.
В присутствии летчиков, тут же у самолетов, мы договорились с Марковым, как будем летать. Я предложил свои услуги как ведущий до обнаружения «фоккеров», а затем буду прикрывать Маркова, то есть стану ведомым. Летчики поддержали меня, и Марков согласился.
В небо взлетели зеленые ракеты — и мы в воздухе. День хороший, ясный. Голубизна неба какая-то нежная, чуть белесая. Такое небо вызывает мирное, лирическое настроение, а тут надо воевать. Но эта секундная слабость прошла, и я осмотрел воздух. Он был чист. «А что если мы не встретим «фоккеров»? Тогда вся болтовня Маркова получит видимость правды», — подумал я и решил несколько схитрить.
Немцы в последнее время никогда не вылетали, если мы находились над линией фронта. В этот период войны они любили сражаться только над своей территорией и появлялись в воздухе лишь тогда, когда мы уходили с линии фронта. Я прошелся над немецким передним краем на высоте восьмисот метров, а затем ушел к себе и набрал высоту в две с половиной тысячи метров, ведя разговор с наземной радиостанцией наведения, которая расположилась на берегу Вислы. Я смотрел на ленту реки. Сейчас она разделяла два мира, два лагеря: лагерь смерти, рабства — и лагерь свободы и жизни. Скоро второй лагерь перешагнет Вислу и пойдет к берегам Балтики.
Прошло еще минут двадцать — и ниже нас на восемьсот метров появилась четверка вражеских истребителей. Я указал на них Маркову и перешел на положение ведомого. И тут произошло то, что просто ошеломило меня: выйдя вперед, Марков с расстояния в два километра пошел на немцев в атаку, сразу же открыв огонь. Более глупого, бессмысленного поступка у истребителей мне еще не приходилось видеть. Марков этим только привлек к себе внимание, выдал себя, потерял преимущество внезапности нападения. Трасса его огня ушла дугой и, конечно, не достигла цели. Марков сделал переворот и стал уходить на нашу территорию. Я по радио крикнул ему, пикируя на «фоккеров»: