– Разрешение? – переспросил ван Бьер. – Нет, сир, боюсь, такого разрешения у меня нет. Да и откуда бы ему взяться, ведь я уже сказал вам: меня впервые занесло в ваши края. Весьма чудесные края, смею заметить, сир.
– Ну тогда знай, что сегодня утром ты занимался браконьерством, когда убил, изжарил и съел того зайца, чьи кости валяются возле твоего костра, – объявил гранд-канцлер. – Охота в городе-республике Дорхейвене без лицензии строго запрещена. За это преступление у нас положен, самое малое, год тюрьмы. Именно так, как в твоем случае. Если, конечно, ты ограничился лишь зайцем и не настрелял в придачу к нему другой добычи.
У меня от страха волосы зашевелились на голове, когда я представил себя, отца, полковника и весь наш отряд, порубленный на куски и уложенный таким же аккуратным рядком возле банды Кормильца. Да и не мне одному, похоже, вообразилась сейчас подобная душераздирающая картина. Взоры всех солдат, половина из которых помогала Дункелю осматривать трупы, а вторая оставалась в седлах, обратились на Баррелия, а кое-кто из всадников даже развернул коней в его сторону. Полковник тоже не мог на это не отреагировать. Забыв о мертвецах, он подошел к гранд-канцлеру и ко мне и встал подле нас, положив руку на рукоять меча. Так, как и должен поступать телохранитель в случае, когда есть хоть малейшее подозрение, что господину и его сыну что-то угрожает.
– Вообще-то, сир, в смерти этого бедного животного я невиновен, – признался кригариец, сохраняя невозмутимость и словно бы даже не заметив охватившую гвардейцев тревогу. – Его тушку я обнаружил в вещах разбойников, вот и решил: чего зазря пропадать хорошему мясу, пойду и съем его, пока не протухло… Вот только жаль, что я никак не смогу вам это доказать. Очень жаль.
– И я надеюсь, ты не собираешься оспаривать мое обвинение и сопротивляться? – озвучил гранд-канцлер вопрос, который волновал нас сейчас больше всего.
– Ну что вы, сир! Как можно! Я еще не выжил из ума, чтобы кидаться в драку с такой серьезной стражей, как ваша, – покачал головой ван Бьер. – К тому же я всегда чту законы тех мест, в которых бываю. И Дорхейвен – не исключение.
Не знаю, как остальных, а меня ответ Пивного Бочонка здорово утешил. Пожелай он и в самом деле бросить нам вызов, то уже бросил бы – зачем ему тратить время на болтовню? А вообще, после выдвинутого ему обвинения на него уже следовало бы надеть кандалы. По крайней мере, с обычным браконьером именно так и поступили бы. Но как ни храбрился отец перед лицом кригарийца, этот приказ он до сих пор так и не объявил. Интересно, почему? Неужели верил монаху на слово? Очень сомневаюсь. Кто угодно, но только не Шон Гилберт-старший. Только не он.