В семнадцать лет он гонял по городу на большом американском моноцикле, который «Газет де Льеж» получила в обмен за рекламу. Сименон упросил Главного дать ему новомоднейшее средство передвижения на временное пользование и разъезжал по узким улочкам в адском грохоте и зловонном дыму бензинных выхлопов. Моноцикл в Льеже, привыкшем к лошадиной тяге, — невероятная экзотика. Его бояться, от него шарахаются, а сорвиголова в больших очках и кожаном шлеме лишь посмеивается, распугивая прохожих: то ли еще будет!
Когда моноцикл отобрали, Жорж приобрел себе велосипед.
Раннее утро — столь любимый Сименоном час просыпающегося города. В лавках раскладывают товар, выносят на мокрый тротуар ящики с яркой влажной зеленью, горами овощей и фруктов. Стягиваются к рынку телеги с тюками, мешками, корзинами, клетками, садками. Волны ароматов, крики петухов, блеянье овец, перепалки торговок…
— Что б тебя! — замахнулся кнутом на промелькнувшего велосипедиста деревенский богатырь с усищами. Вытащил из усов липкую черешневую косточку. — Ну, погоди, сукин сын, попадешься мне! — крикнул он вслед умчавшемуся оболтусу. Но тот уже скрылся в переулке, энергично крутя педали длинными масластыми ногами с задравшимися чуть не до колен короткими брючинами. Велосипед новенький, купленный на собственный заработок, ноги сильные, а в кудрявой золотистой голове море планов — только успевай вертеться.
Начинать рабочий день следовало с управления полиции. Живенько нарыть материал для еженедельного рапорта: свежие сообщения о преступлениях, принятые меры по борьбе с преступностью и прочую криминальную дребедень. Потом заскочить на заседание муниципального совета и, наконец, побывать в залах Дворца правосудия. Сим — так его звали коллеги — поочередно заглядывал на заседания судов всех типов — от полицейских до уголовных с участием присяжных.
Зарабатывал, конечно, маловато, но все же мог позволить себе копеечную роскошь — останавливался у тележки с фруктами, покупал фунт черешни, совал в карман и ел на ходу, ловко стреляя косточки, словно пульками духового ружья.
— В кого Бог пошлет! — из губ Сима с неприличным звуком вылетела очередная косточка. Попала в берет дамы, сидевшей на маленьком табурете перед легким мольбертом. Целая группа мазил устроилась прямо на брусчатке набережной, зарисовывая дома на противоположной стороне реки, уже освещенные косым утренним солнцем.
— Мсье! А вы шалун, — поднялся один из художников — прыщавый и длинноволосый. — Извольте извиниться перед мадмуазель.
Он воспользовался тем, что велосипедист, обстреляв дамский берет, не дал деру, а, осадив своего «коня», рассматривал прикрепленные на мольбертах рисунки. У всех получалось по–разному, хотя рисовали–то они одно и тоже. Обиженная девушка даже не повернулась к нему, сосредоточившись на рисунке. Коричневый бесформенный блин на голове, коричневое платье мешком — вовсе не из кокеток, но возможно, хорошенькая. А хорошеньких девчонок Сим не пропускал с тринадцати лет. Все сначала, вроде, паиньки, паиньки, а отказов он почти не получал. Правда, длинновязый паренек охотно общался с девушками, работавшими в специальном квартале. С ними он дружил и весело проводил время — с вином и радостями ненасытной юной плоти. Когда, само собой, заводились деньжата.