Земли русского северо-востока (XII век)
Зато с XII века вдруг образуется целый ряд северо-восточных земель, которые строятся по иному принципу и имеют иные порядки. Начинается это с Андрея Боголюбского, избранного (так по Костомарову) особым князем Ростово-Суздальской земли. Это как бы точка отсчета, князь Боголюбский. До него северо-восток имеет неопределенную историю, он находится в сфере юга, служит его далекой и не самой приятной окраиной, но с 1157 года неожиданно становится альтернативой югу. Есть Киев, вокруг которого сталкиваются интересы южных князей, и есть Владимир, городок пока что никудышный, но, тем не менее, для Андрея перспективный, поскольку именно с этой мошки на карте и начинается созидание иного мироустройства.
«Тогда-то явно выказывается своеобразный дух, — добавляет Костомаров, — господствующий в общественном строе этого края, и склад понятий об общественной жизни, управлявший событиями, — отличие этих понятий от тех, которые давали смысл явлениям в Южной Руси и в Новгороде. Эпоха эта чрезвычайно важна и представляет драгоценный предмет для исследователя нашего прошедшего; тут открывается нарисованная, хотя не ясно, наподобие изображений в наших старых рукописях, картина детства великорусского народа. Тут можно видеть первые ростки тех свойств, которые составляли впоследствии источник его силы, доблестей и слабостей. Словно вы читаете детство великого человека и ловите, в его ребяческих движениях, начатки будущих подвигов». Сам факт единого избрания Андрея по всем северо-восточным землям заставляет историка воскликнуть, что изгнание родичей Андрея из их законных земель было не индивидуальным решением Андрея, а приговором всего северо-востока. В этом, конечно, с Костомаровым согласиться нельзя. Он стремится не видеть властолюбивого характера князя и умения вовремя устранять соперников, приписывая народу это как бы единогласное избрание. Историки, писавшие после Николая Ивановича, на московскую приманку единогласного избрания уже не попались: они хорошо представляли, что на северо-востоке о каком-то избрании и речи идти не могло. Даже если бы тогда существовала некая избирательная система и бюллетени «за» и «против» Андрея, все равно все бюллетени или почти все показали бы «единогласное» решение. Костомаров не учитывал, что с вечевым управлением городами северо-востока было плохо, совсем плохо. Эти земли почти не имели городов с вечем, вместо веча там был князь, владелец города.
Историк этого не понял. Он приписал изгнание братьев или внезапное ухудшение здоровья, которое прекращало их княжеские функции, к единогласному приговору всей земли. Причем сам же и отметил, что после Андрея, то есть при менее готовых к полной власти князьях, оных бывало и по нескольку сразу. Сам он видел в этом не противоречие собственным словам, но просто постепенное поступательное движение. Хотя, если Андрей смог «единогласно» избраться, почему не могли другие? Аппетиты у потомков родичей Андрея были ничуть не хуже! Но… не смогли. Значит, и единогласие народа — фикция. Был захват. Да и какое и с кем единогласие? С муромой, мордвой, черемисами и другими финскими народами? Православных с язычниками? С единогласием на северо-восточной окраине дела были плохи. Единогласие могло дать только право сильного. Его-то Андрей и применил. И между прочим, это даже на северо-востоке почему-то многим не понравилось. Будь иначе, так дожил бы Андрей до глубокой старости, а не закончил свои дни голым трупом, выброшенным заговорщиками в огороде.