Затяжные осенние дожди размыли холмик, тя-желая желтая глина просела -следовало бы под-сыпать. На фанерном щите в изголовье можно было разобрать только цифры, написанные фломастером, остальное слизали дожди: "1940 -1978" -- годы, отпущенные судьбой его жене. Там же, на завалившемся вправо щите, висели еще два жестяных венка с истлевшими черными лен-тами -наверное, от прокуратуры и музея. "До чего убого, казенно, -- с тоской подумал Амирхан Даутович. -- И при жизни мало что успеваем дать че-ловеку, а такие кладбища -- насмешка над па-мятью". И тут он на миг представил, как мотался, искал, клянчил, заказывая гроб, Эркин Джураев, как, может быть, потом сколачивали из досок ка-кого-нибудь отслужившего забора или сарая... Он так ясно увидел эту картину, как хоронили Ларису, что неожиданно заплакал -- в первый раз с того проклятого утра, когда ему сообщили, что Ларисы больше нет...
Среди всей этой убогости, грязи, заброшенности слова казались неуместными, и Амирхан Даутович так ничего и не сказал жене на их горьком свидании, молча побрел к выходу. Погруженный в свои мысли, он не замечал ни дождя, ни того, что уже сильно промок.
Недалеко от выхода с кладбища он вдруг по-скользнулся на мокрой глине, нелепо взмахнул ру-ками и упал. Встал -- и упал снова. Но во второй раз не поднялся, почувствовал, как сердце его зна-комо подкатилось к горлу, и с неожиданным об-легчением обреченно подумал: "Ну, вот и все, конец! Прости, милая, что не защитил, не уберег... не покарал твоего убийцу. Прости за пошлость же-лезных венков, за фанерный щит без имени... Про-сти, что в последние твои часы на земле не был рядом с тобой и в твоей могиле нет горсти моей земли...".
На миг он представил холодные ветреные ночи на этих холмах и как гремят у изголовья, тревожа ее покой, ржавые венки, и от бессилия что-либо изменить заплакал снова. Потом он, как ему по-казалось, закричал: "Нет!!" -- и из последних сил пополз к выходу. Он просил у судьбы месяц, только месяц, чтобы не осталась на земле безымянной могила его любимой жены. Это последнее жела-ние -- выжить сейчас во что бы то ни стало -- на-верное, и спасло его.
Моросил дождь, сгущались сумерки, по разбитой машинами и повозками грязной дороге у пустын-ного кладбища полз человек -- ему необходимо было выжить.
Шофер, задремавший в тепле машины, очнул-ся -- кладбище на горе потонуло во тьме, ни единого огонька, и тишина кругом, только шелест дождевых струй. Он понял, что с прокурором что-то случилось. Привычным жестом потрогал в кармане куртки тя-желый пистолет и бегом кинулся к кладбищу. У самого выхода наткнулся на Амирхана Даутовича, быстро нащупал пульс, не медля поднял прокурора и понес его к машине.