Для вас с Эдди жизнь продолжается. Зима, лето, весна и осень — у каждого времени года свое неповторимое очарование. Бог хвастается здесь тем, на что он способен. Забавно, что ни в Гомере, ни в Халибут-Коув никто не ходит в церковь, но все верят в Бога. Трудно в него не верить, когда живешь среди такой красоты.
Вы погибаете во время чартерного рейса… Ваш друг только что восстановил винтажный самолет с плетеными сиденьями и отделанной деревом приборной доской и пригласил вас с Эдди на первый пробный полет. Тебе шестьдесят восемь, а Эдди семьдесят два. Вы держитесь за руки, когда в двигателе раздается треск, а бензобаки вспыхивают. Самолет падает вниз, носом вперед, в ледяные воды замерзшего океана. Твои легкие наполняются кислородом, все кажется голубым и слившимся воедино: голубая вода, голубое небо, голубые глаза — все сплетается в единую нить, которой нужно было бы шить дальше, вот только времени вряд ли хватит на то, чтобы добраться до ее конца. Вы тонете.
Продолжение главы 74
Ты хочешь поцеловать его. Ты касаешься лица Тору, его шрамы на свету — бугристые и голубые. У него перехватывает дыхание. Он обнимает тебя, и ты будто погружаешься в теплоту. Он целует тебя, и в тебе будто открывается вся твоя жажда жизни, все лежащие перед тобой дороги, вся музыка, которая еще не прозвучала до конца. Вот оно. Вот что значит влюбляться.
Когда он кладет тебя на свою постель, он снимает с тебя одежду предмет за предметом, медленно, с усилием. Он делает это не только своей здоровой рукой, широкой и гладкой, но и больной, которая царапает твои соски, как клюв синешейки, отчего они делаются упругими и твердыми, набухают и затвердевают. Ты пытаешься удержаться, но не можешь перестать думать: «Я трахаюсь с инвалидом, я трахаюсь с инвалидом, я трахаюсь с инвалидом…» Он целует тебя в лоб, укачивает тебя в колыбели своих объятий и снова и снова повторяет: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»
Хотела бы ты сказать, что любить инвалида легко, но это не так. Ты пытаешься спрятать его от остального мира, не показывать его. Ты не любишь никуда выходить с ним, потому что только снаружи ты замечаешь его расплывшееся лицо и скрюченную руку. Ты живешь с ним в течение трех лет, пока остаешься в Японии, работая над своей первой персональной выставкой. Она проходит в модной галерее под названием «Амоко», что в Америке является названием компании, производящей бензин, а с японского переводится как «сучка» (впрочем, оба значения ей подходят.) Эта галерея специализируется на показах работ начинающих художниц, а публика, которая собирается на твою выставку, будто заряжена электричеством, энергией, словно надежда в движении.