— Каких-нибудь четыре градуса на норд-ост!.. — не унимался Дан.
Первого пилота Полубояринов знал хорошо. Собственно говоря, он знал его не хуже, чем любого другого, он вообще знал каждого человека, которому доверял выход в большой космос. Каждого, как бы это ни казалось невероятным. И если сейчас Оратов не делает ничего, чтобы войти в зону перехвата, значит, корабль больше не способен маневрировать, и сам Эризо, будь он на месте Оратова, не смог бы ничего сделать.
А еще скорее это означает, что на «Антилоре» уже никого нет в живых. Есть только раскаленная добела гигантская болванка, стремительно теряющая скорость и высоту. И если бы только болванка! Нет, это был скорее орех, несущий в своей сердцевине сгусток энергии, эквивалентный нескольким водородным бомбам, адский орех, по-видимому лишенный уже и спасительной скорлупы — защитного поля, хранимый теперь только тоненькой оболочкой титанира — самого прочного и тугоплавкого вещества, созданного когда-либо человеком, все феноменальные достоинства которого не помогут, когда «Антилор» врежется-таки в землю…
— Когда оборвалась связь, они были еще живы, — словно угадывая мысли своего друга, пробормотал Дан.
Полубояринов повернул голову и посмотрел на его сутулую спину. Да. Они, возможно, еще живы. Но речь уже шла не о них. Как бы это больно ни было, теперь уже речь шла не о командире корабля Эльзе Липп, и не о пилоте Борисе Оратове, и не о механике Оскаре Финдлее.
Речь шла о взрывном эквиваленте в несколько водородных бомб, и случиться это могло в любой момент… Разумеется, тревога была объявлена уже давно — целых шестнадцать минут назад, в тот самый момент, когда «Антилор» внезапно переменил курс и сообщил, что идет на Усть-Чаринский космодром. Тревога была объявлена, и эвакуация людей шла полным ходом, но разве мыслимо было спасти всех, оказавшихся в угрожаемой зоне?..
— Вышли на финишную прямую! — вдруг каким-то высоким треснувшим голосом крикнул Дан. — Ну, давайте!..
Крик этот был так резок, а слова так чудовищно нелепы, что Полубояринов вздрогнул. Вот этого только и не хватало — к набухающей неминучести взрыва, к последним минутам Эльзы, Оратова и Финдлея — еще и Дан, который от бессильного отчаяния, кажется, и впрямь свихнулся.
А ведь он сам виноват не меньше, он, начальник координационного центра, поддавшийся на уговоры этих лихих молодчиков из института Дингля и разрешивший посадку «Антилора», которого ближе внешней таможенной орбиты к Земле и подпускать-то было нельзя… Две посадки на Атхарваведе — нашел, на чем купиться; две посадки и два старта с Атхарваведы… Он поймал себя на том, что еще немного, и он заговорит вслух, заговорит ненужно и покаянно, совсем как Дан Эризо, и подумал: скорее бы все кончалось, и тут же каким-то сторонним сознанием отметил, что сам недалек от того, чтобы спятить, если уж у него могла появиться подобная мысль, и в довершение всего он вдруг представил себе Эльзу, величественно-спокойную и, как все эстонки, немного похожую на Снежную королеву, и в своем сосредоточенном спокойствии всегда готовую на любое отчаянное, но обдуманное действие…