«Однако, мадам Софи, что, вы думаете, она для меня?»
«Вы с ней связаны общим сопротивлением своему чувству. Это нормально. Такова обратная сторона взаимопритяжения. Вы оба получили то, чего желали. Теперь время подумать, что же дальше».
«Я не привык к таким. Она слишком банальна».
«Она вовсе не банальна, мистер Пайн. Я уверена, вы так и не привыкнете ни к кому. Однако ж вы влюблены, и это правда. А теперь немного поспим. У вас впереди работа, и нам нужно собрать силы, чтобы закончить путешествие. Что, лечение шипучкой было в самом деле так отвратительно, как предупреждал Фриски?»
«Хуже».
* * *
Он снова почти умер, а когда очнулся, увидел, что здесь Роупер со своей заинтересованной улыбкой. Роупер не был альпинистом и не мог понять упорства Джонатана: зачем тогда вообще лазить по горам, если не стремиться покорить вершину? С другой стороны, Джонатан – гостиничный служащий – с симпатией относился ко всякому, кто может пренебречь своими чувствами. Он в самом деле хотел по-дружески протянуть Роуперу руку и втянуть его в бездну, чтобы шеф узнал, какова она: ты, который так горд своим неверием ни во что, и я с моей первозданной верой во все.
Джонатан снова подремал, а когда проснулся, оказался в Ланионе, где лазил с Джед по скалам, уже не задумываясь над тем, кто ждет его за поворотом, совершенно довольный собой и той, которая рядом.
Он по-прежнему не желал говорить с Роупером.
Это было не просто соблюдение обета. В молчании он черпал силы.
Сам акт неповиновения способствовал его обновлению.
Каждое слово, им не произнесенное, каждый удар кулаком, ногой, локтем, сотрясающий тело и дурманящий рассудок, каждая новая боль вливали в него свежую энергию, которую требовалось сохранить на будущее.
Когда боль была непереносимой, он представлял, что касается ее рукой, получая от нее и откладывая про запас жизненную силу.
И это действовало. Под маской агонии профессиональный наблюдатель напряженно разрабатывал план применения своей тайной энергии.
«Все безоружны, – думал он. – Они соблюдают закон лучших тюрем. Стражники не носят оружия».
Что-то наконец произошло. Что-то необычайное. К добру или нет – но что-то решительное и бесповоротное. Речь шла о жизни и смерти, и Джед чувствовала это очень остро.
Телефонный звонок раздался под вечер. Темно еще не было.
– Конфиденциальный разговор, шеф, тет-а-тет, – сказал осторожно шкипер. – Это сэр Энтони, шеф, я не уверен, хотите ли вы, чтобы я соединил?
Роупер заворчал и перевернулся на бок, чтобы взять телефонную трубку. Он снова был в халате. Они лежали рядом, утомленные любовными ласками, хотя, видит Бог, это скорее походило на ненависть, чем на любовь. В последнее время он опять стал испытывать желание после обеда. И она. Влечение друг к другу возрастало в обратной пропорции к чувству. У Джед стало даже возникать сомнение: имеет ли секс отношение к любви.